Милый друг Змей Горыныч. Сборник литературно-философских эссе

Как известно, символика лилии имеет древнюю традицию, восходя к библейским притчам о горючих слезах прародительницы Евы, покидающей прекрасный Эдем. Этот белоснежный цветок, символизируя собой чистоту и непорочность, стал неотъемлемой эмблемой Девы Марии, а также атрибутом архангела Гавриила, который явился к Богородице накануне Успения и возвестил о Ее предстоящей победе над смертью и тлением. Кроме того, три лепестка лилии в богословской интерпретации являли собой три ипостаси Святой Троицы и выступали знаком трех добродетелей — веры, надежды, любви. Таким образом, издревле символика лилии была насыщена разнообразными библейскими коннотациями.

Между тем, Гердер вкладывал в понятие цветка несколько иной смысл. Его трактат «Бог: несколько диалогов» был посвящен раскрытию пантеистических представлений, согласно которым Бог являлся не столько Творцом мира, сколько самим Миром, преисполненным действующих сил по законам мировой души. На примере цветка Гердер демонстрировал обретение бессмертия естественным, а не метафизическим путем, предлагая рассматривать его природные превращения в качестве метафоры развития не только органических, но и социальных, исторических, художественных явлений. В своем фундаментальном труде «Идеи к философии истории человечества» принцип аналогии с природой он сделал всеобъемлющим: не только отдельный человек, но и целые народы расцветают и отцветают, подобно прекрасным растениям. «Весь жизненный путь человека, — заключал философ, — это рассказы о его превращениях, так что весь род человеческий погружен в одну непрекращающуюся метаморфозу. Цветы опадают, вянут, но другие растут и завязывают бутоны, — и дерево невиданных размеров сразу все времена года несет на своем челе».

Таким образом, Николай Карамзин, осуществив указанную словесную замену, некоторым образом исказил главную мысль немецкого философа, придав ей более поэтический и религиозный оттенок, нежели это было в оригинальном изложении. Это искажение, очевидно, было продиктовано нежными чувствами к цветку, которому молодой литератор посвятил трогательное стихотворение «Лилея»:

Я вижу там лилею.
Ах! как она бела,
Прекрасна и мила!
Душа моя пленилась ею.
Хочу ее сорвать,
Держать в руках и целовать;
Хочу — но рок меня с лилеей разлучает:
Ах! бездна между нас зияет!

Скорее всего, поэтизируя гердеровскую мысль, Николай Карамзин руководствовался установкой самого немецкого философа, который в своем сочинении «Древнейший документ человеческого рода» провозгласил принцип верховенства поэтического воображения над рационалистическим мышлением при занятиях экзегетикой. К тому же многие страницы его фундаментального труда «Идеи к философии истории человечества» были пронизаны возвышенными образами и метафорами, что свидетельствовало о романтической натуре автора.

Действительно, Иоганн Гердер был блестящим поэтом и переводчиком, который сделал достоянием немецкой культуры лучшие образцы древнегреческой, древнееврейской, древнеперсидской и староиспанской поэзии. Особой популярностью пользовались его оригинальные лирические «Парамифии», насыщенные аллегориями и дидактическими наставлениями. Быть может, они также повлияли на поэтический выбор Николая Карамзина, которому была хорошо известна цветочная парамифия Гердера, где непорочная лилия сравнивалась с расхристанной розой:

Лилия невинности с розою любви,
Рядом, будто две сестрицы, оказались вы,
Но меж вами — пропасть!
Лилия, сама ты составляешь свой венок,
Не тая за листьями голый стебелек,
Но стоишь твердыней!
Ты же, роза, кровь Амура вдоволь попила,
Грудь твою исцеловали за стрелой стрела,
Но грозишь шипами!

Перевод автора

Как бы то ни было, но явление лилии, впервые зафиксированное в записках Николая Карамзина, обрело дальнейшую жизнь на российской культурной ниве. В частности, к нему обратился поэт Константин Батюшков при создании стихотворного цикла «Подражание древним». Как известно, непосредственным источником указанного цикла стали стихи из восточных и греческих антологий Иоганна Гердера, и только одна из шести пьес цикла не содержала подобной отсылки к текстам немецкого философа. В этой оригинальной пьесе речь шла о смерти, а точнее — о смерти отроковицы, для натуралистического описания которой поэт воспользовался образом лилии, очевидно, почерпнутым из записок Карамзина: