— Ладно, бабушка, — пообещал я.
— Люби, сынок, потому что без любви… — она зажмурилась, замотала головой, силясь найти какие-то слова, но ничего не нашла и опять всплакнула.
Наташа спасла меня и увела бабушку в другую комнату. Я снова вспомнил Валю, мне стало до боли грустно, и я понял, что без Вали эта грусть не пройдет, как бы я не бодрился и не выкаблучивался… Девчонки схватили меня за руки и втянули в свой шумно топающий круг. Я азартно ушел в танец. Потом шейк сменился плавной мелодией, и я не заметил, как оказался в паре с Леной.
— Аскольд, хочешь по секрету? — шепнула она. — Девчонки говорили, что ты совсем не такой.
— А какой?
— Ну… не такой!
— Теленок? Вафля? Размазня?
— Не так, конечно, но что-то в этом роде… Только ты не обижайся на них, ладно? В общем-то они уважают тебя… И мне ты понравился, — добавила она тише, чуть отведя глаза и пальцем шевельнув мочку моего уха.
Еще вчера я бы, наверно, умер от этих девчачьих слов и этого поигрывания моим ухом, да и сейчас меня бросило в жар, но какая-то закалка уже произошла во мне. Я хотел ответить Лене чем-то благодарным, но тут подскочили Мишка Зеф и Вовка Еловый. Вовка живо подменил меня, а Мишка цапнул за локоть и утянул в коридор, а потом в ванную.
Закрывшись и пустив воду из крана, чтобы шумело, он вытащил из-за бака пиратско-пузатенькую бутылку румынского красного с накинутой на горлышко стопкой и шепнул:
— Во! Твое осталось! Мы уже взяли!
— Да что ты! Не хочу.
— Чудик! Один пузырь шампанского на пятнадцать рыл — смех! А это Наташка, молодчина, припасла нам инкогнито. Там, говорит, Мишка, за баком. Только, говорит, незаметно. Учит! И кого! Оп! — Он налил стопку и подал мне. — Давай.
— Ну, не хочу, понимаешь?
— Никаких! — Мишка замотал головой. — Даже комсорг дернул, а ты что — папа римский?.. Давай, а то бить буду! Тот раз не побил, побью сейчас! О, за наш мир! А то что там, две задачки по физике — не прочно. Давай, Эп, для прочности!
— Ох, и зануда ты, Зеф!
— Еще какая! — весело согласился Мишка.
— Тогда пополам.
— Я уже косой! Каждого привожу сюда и с каждым врезаю. Только твой Август преподобный отказался. Видишь, опять осталось! — глянув бутылку на свет, довольно сказал он. — Пей! Ты сегодня заработал. Девчонки в панике! А ничего тебе бабочка — сидит. Ты по-собачьи дьявольски красив!
Несколько воодушевленный, я вздохнул, чокнулся с Мишкой и лихо опрокинул стопку. Зеф одобрительно крякнул, сунул мне в рот яблоко, допил остатки через горлышко и спрятал бутылку. Сполоснув физиономию, мы вышли.
Пацаны возились у мага, меняя кассету. Девчонки толпились в сторонке, о чем-то болтая и подергиваясь. Мы с Зефом встали за косяком, и он шепнул:
— Видишь ту, у приемника?
— Рита.
— Как она тебе?
— Ничего.
— Да. И фигурка с подтекстом. Правда, прыщастенькая, но это раз простоквашей смазаться. Надо…
— Мишк, — прервал я его, медленно жуя яблоко, — а ты со многими девчонками из седьмой школы знаком?
— Да кое с кем.
— А Валю Снегиреву знаешь?
— Валю?.. Снегиреву?.. Не помню. Я их больше в лицо знаю, чем по именам. А что?
— Да так.
Опять ухнул шейк. Мишка прямехонько направился было к Рите, но я, сладко взбодренный мягко ударившим хмельком, шепнув «минутку», придержал его и сам пошел к ней, решив как-нибудь сгладить то колючее впечатление при знакомстве. Она так и продолжала коситься на меня. Если откажет, плохое твое дело, Эп… Рита не отказала, она безразлично шагнула в круг и, глядя под ноги, начала нехотя расходиться. Я поймал ее руку.
— Сначала несколько слов, — сказал я и повел ее через такт. — Сегодня я сделал два дела: обрадовал бабушку и обидел тебя. Получился плюс и минус. Они взаимно уничтожились, и я оказался у разбитого корыта, как сказал тот же Пушкин… Чтобы остался плюс, нужно твое прощение.
Рита вскинула на меня удивленные глаза, под цвет своего голубого платья, некоторое время пристально-хмуро изучала, потом недоверчиво произнесла:
— Если тебе это важно…
— Важно.
— То пожалуйста, я не сержусь.
— Вот и хорошо. А теперь взгляни налево. Вон у косяка волнуется и делает вид, что не замечает нас, Мишка Зеф. По-моему, ты ему нравишься Чш-ш!.. Пусть это будет маленькой тайной. Дарю ее тебе в честь примирения.
— Спасибо. — Рита чуть усмехнулась.
— И это еще не все. Вот яблоко раздора. Съедим его на брудершафт! — И целым бочком я поднес его к Ритиному рту. — Кусай!.. Да смелее!
Она рассмеялась и осторожно куснула. Я же отхватил пол-яблока. Мы расцепились и врезали шейк с такими коленцами, какие не снились ни одной марионетке.
Шулин, не пригубивший и шампанского, но подхваченный и разогретый общим весельем, танцевал вовсю! Суматошно, не слушая ритма, забыв партнершу. Смех и грех. Упав рядом со мной на стул, он вытер пот и отдулся:
— Уф, работенка!
— Ничего, Граф! Все мы так начинали!.. Ну, а как насчет предмета воздыханий? — тихо спросил я.
— Воздыхания есть, а предмета — тю-тю! — без особой скорби признался Авга. — Все чересчур умные, а мне бы Дуню какую-нибудь, чтобы хоть капельку быть умнее ее!
— А ты разве дурак?