Я заказал такси по телефону, затем сунул устройство в задний карман.
– Что это за пенни?
– Когда мне было плохо, моя сестра обычно бросала в мою сторону пенни и говорила: «Пенни за твои мысли». Это вроде как ко мне привязалось. Когда мне плохо, я играю с пенни. И подсадила на это Келлана. Думаю, ему это нравилось. Мы установили правило, что всякий раз, когда я бросала ему пенни, он должен был довериться мне. Это было практично.
Я уставился на нее. Промокнув под дождем, она выглядела прехорошенькой. Нос и щеки усыпаны веснушками. Пухлые губы. Я задавался вопросом, почему Келлан не подкатил к ней. В шестнадцать лет я бы в считаные секунды набросился на Шарлотту Ричардс.
– Ты скучаешь по нему, – сказал я. Тупая боль в моем сердце усилилась.
– Да, – она закатила глаза – лишь для того, чтобы подавить очередную волну слез. Кончик носа у нее порозовел. – Ты такой придурок. Неудивительно, что ты эксперт по тому, как забацать детей, – она покачала головой. Шарлотта странная – и я пока не уверен, привлекала она этим или раздражала.
Я не стал извиняться.
– Да.
– Но ты не можешь вести себя так со мной, – предупредила она. – Я этого не потерплю.
– Хорошо.
Это обещание далось мне легко.
Не то чтобы я собирался с ней встречаться.
Мне в голову пришла идея. Ужасная идея. Отличная идея. Смелая идея. Идея, которая могла бы приблизить меня на шаг к тому, чтобы избавиться от проклятого дома, который я ненавидел с того дня, как купил его. И по умолчанию – избавила бы от присутствия Терри на моем диване.
– Была когда-нибудь в его комнате? – спросил я.
Она покачала головой.
– Мы были не настолько близки.
Я впервые поверил ей с тех пор, как она сказала, что они не трахались. Им сложновато было бы переспать, если они даже не бывали друг у друга в гостях. Мне почему-то стало легче. От мысли, что Келлан мог быть убит горем из-за какой-то цыпочки, становилось не по себе.
– А готова увидеть ее сейчас?
– Хочешь сказать, прямо сейчас?
– В ближайшее время. Мне нужно навести там порядок. Туда никто не заходил четыре года, и думаю, что, возможно, пришло время. Но мне нужна помощь.
– Чтобы убраться?
– Чтобы переступить ее порог.
Она погрузилась в задумчивое молчание.
– И что? Что скажешь? – я наблюдал за ней, ожидая реакции. Какого-то знака, символизирующего принятие решения.
Подъехало ее такси. Фары мигнули, ослепив нас. Мы прищурились друг на друга. Черт возьми, Чарли явно не торопилась с принятием решения.
– Я заплачу тебе, – не выдержал я.
– Я сделаю это бесплатно, – решительно сказала она, затем нахмурилась. – На самом деле, я сделаю это за экземпляр «Несовершенств» в мягкой обложке с автографом автора.
– Терри – придурок. Ты сама так сказала.
– Мне все равно, какой он. Он сумел написать офигенную книгу. Если бы я бойкотировала всех ублюдков из моего творческого меню, то изголодалась бы по фильмам, книгам и песням.
Я понимал, что она знала, как я ненавижу своего донора спермы, поэтому пришел к выводу, что Чарли сделала это по той же причине, по которой сытые кошки охотятся на мышей. Ради азарта.
– Я с ним не разговариваю.
Такси снова ослепило нас фарами. У водителя кончалось терпение. Я не сдвинулся с места.
Она мило мне улыбнулась.
– Похоже, ты вот-вот это сделаешь.
Я уставился на нее с тихой ненавистью. Мне все равно пришлось бы встретиться с этим идиотом лицом к лицу, поскольку он собирался со мной жить.
– Хорошо.
Она подбежала к такси, рывком открыв пассажирскую дверь. На мгновение Чарли замерла, повернув голову в мою сторону.
– У меня нет твоего номера! – крикнула она сквозь дождь.
– Мы не обмениваемся телефонными номерами. Ты знаешь правила, – я чувствовал себя саженцем, живым, но неподвижным.
Знаю ли я правила? Существуют ли вообще правила?
Надежный план.
Она была сломлена. Я – уничтожен. На нас обоих лежала тень катастрофы.
– Отлично, придурок. Адрес я знаю. В пятницу в шесть?
– В пятницу в шесть, – подтвердил я.
Я развернулся и пошел обратно к смузи-бару за оставленной спортивной сумкой, курткой и здравомыслием. Дождь хлестал по мне, но я не спешил, поскольку уже не нужно было спасать от пневмонии одну девушку.
Глава двадцать пятая
Я позволила этому вопросу крутиться в моей голове, как монетке. Я сказала «нет», и это было правдой. Во всяком случае, моей правдой.