Мимикрия: Ирбис

— Всебудет хорошо. Из-за холода и постоянных осадков бои в это время года прекращают. У тебя есть месяц, чтобы восстановиться, — успокоил мужчина и, бросив на дочь многозначительный взгляд, ушел.

Гелла взяла тряпку и подошла к кровати. Марон отрицательно покачал головой. Он не мог позволить, чтобы маленькая девочка пачкала руки об его рвоту.

«Я сам» — жестами заявил мужчина.

— Глупости, ты даже сесть не можешь, — отмахнулась девочка и начала вытирать с пола.

И снова она выглядела такой взрослой, словно многое пережила.

Время тянулось мучительно долго. Небо лило слезы, земля залечивала летние ожоги. На улице была сырость и грязь. В хижине стало холодно. Пока Марон лежал, Жуд часто приходил разжигать печь. Любознательная Гелла крутилась рядом и запоминала, что делает слуга. На третий раз малышка уговорила молодого человека разжечь собственоручно. Он был не против. Жуд не любил работать и был рад переложить заботу о покалеченном рабе на чужие плечи. С того дня Гелла сама топила печь. В отличие от Жуда девочка не забывала подбрасывать дрова, поэтому хижина прогрелась и стала гораздо более уютной.

Первое время Марон много спал, но, как только мужчине стало лучше, переизбыток сна вылился в бессоницу. Слушая как за окном завывает ночной ветер, Марон смотрел на то, как горит в печи огонь, и размышлял о своей жизни.

В одну из таких бессоных ночей мужчина подслушал разговор. Сквозь ночную тишь издалека дносились знакомые голоса.

— То, что Марон заперт в хижине, не идет ему на пользу, — спорила маленькая Гелла.

«Почему она не спит так поздно?» — удивился бывший Феодал.

— А нам не идет на пользу то, что ты к нему слишком привязалась, — спорил Зарий.

— Ничего такого, — смутилась девочка.

— Послушай, я все понимаю, но мы оба знаем, в какой непростой он ситуации. Прекрати себя обманывать. Из этого приключения он вряд ли выберется живым и здоровым, — мягко проговорил отец.

— Я все понимаю, — со вздохом ответила Гелла.

Они немного помолчали, затем девочка добавила:

— Нуру, может мы зря в это ввязались. Может стоило просто жить и радоваться каждому дню. Не ставить интересы других выше собственных, — с тоской сказала девочка, — Мне так надоело быть ответственной, поступать правильно, я хочу быть, как все…

— Вот об этом я и говорю, — строго перебил Зарий, — Он всему причиной.

— Перестань, мы оба знаем, что это не так, — возмущенно заявила малышка.

— Разве? — многозначительно спросил мужчина, — Мне кажется все совершенно наоборот.

Марон услышал, как зашуршала трава. Маленькие ножки упрямым шагом затопали к коттеджу. Гелла прервала спор и ушла.

Этот разговор больше напоминал спор двух взрослых людей. До самого рассвета Марон не мог унять воображение. Ему все сильнее хотелось узнать, что же стряслось с матерью Геллы, и как сильно это отразилось на состоянии ребенка.

Несмотря на то, что Гелла уговорила отца разрешить Марону прогулки, выходить на улицу, где почти постоянно шел проливной дождь, не хотелось. Мужчина топил печь, пил горячий чай. Тренировался и много размышлял. Вспомнив все, что слышал от Геллы и Зария, бывший Феодал понял, что семья скрывается от кого-то и вынуждена заниматься боями для заработка. А сопоставив возраст девочки и ее отца, Марон сделал очевидные выводы, что Гелла — поздний ребенок, поэтому мать скорее всего умерла при родах. Оставалось только надеяться, что Зарий ведет себя осторожно и избежит неприятностей в дальнейшем.

Сытая жизнь и долгое безделие пробудили в Мароне тоску по женскому полу. Долгое время мужчина отравлял себя ненавистью к слабому полу, обвиняя во всех своих бедах. Сказывалась крайняя истощенность и суровые условия жизни. Но теперь в тепле, тишине и уюте он стал скучать по женской ласке. Все чаще ему снилась прекрасная Наура с золотыми волосами и шелковой кожей. После таких снов он целый день пребывал в хмуром настроении, вспоминая, как бесчестно поступил с девушкой.

Ирбис была права, он регулярно подмешивал Кифалу и Науре специальные отвары, пробуждающие желание. Эти смеси не лишали человека воли, но заставляли пламенеть даже от взглядя на объект обожания. Сам же он за все семь дней визита гостей к девушке не прикасался. Ослепленный желанием заполучить Нортиз и Ирбис одновременно, он не думал, что поступает дурно. Но теперь обновленная совесть настрадавшегося раба больно укоряла своего обладателя.

Глава 16

Прошел месяц. Количество дождливых дней уменьшалось, хотя холод еще не отступал. Как-то утром Марон услышал шум на улице. Выглянув, раб увидел своего хозяина. Тот шел, покачиваясь, в сторону хижины и что-то громко пел. Это напомнило тот случай, когда, как показалось Марону, выздоровела Гелла.

Пение становилось все громче, пока входная дверь не распахнулась. Зарий прислонился к косяку и, икнув, спросил:

— Ты спишь?

Марон к тому времени давно встал и натопил печь. Беспокоясь об ускользающем на улицу тепле, раб взял гостя под руку и усадил за стол. Плотно закрыв дверь, мужчина молча налил хозяину кипятку и сел напротив.