Пётр как ни в чём не бывало указал подбородком в сторону берёзовой рощицы позади сарая:
– Отошёл, наверное… У него всю ночь живот крутило.
Смерч не купился на эту ложь. Он быстро осмотрел рощицу и понял, что их надули. Вернувшись в сарай, весь багровый от гнева, он принялся лупить Петра тростью.
– Где он? Где? Говори!
Он бил мальчика с такой яростью, будто перед ним – опасное дикое животное. Беглый катался по земле, прикрывая голову руками. Большой Каль попытался вмешаться:
– Перестаньте, он ни в чём не виноват!
Вожак оборотней хлестнул и его по лопаткам:
– Тоже захотел получить, гнида?
Малышки в ужасе завопили. Мимси хотела броситься в драку, но толстяк Берг оттолкнул её.
– Смерч, угомонись, – сказал он.
Он схватил оборотня за плечо, и между ними завязалась молчаливая рукопашная схватка. Через несколько секунд Смерч выронил трость.
Шрам у него на скуле стал алым и казался струйкой крови. Он задыхался от ярости.
– Да как ты смеешь…
– Одного уже потеряли. Не искалечь остальных, Смерч, – мягко произнёс толстяк Берг.
Оборотень обернулся к своим приспешникам:
– Куда вы смотрели? По коням! Вернуть его, а не то…
И тут вдалеке раздался какой-то звук.
Это звенели колокольчики. Звенели чуть слышно, но лошади мигом навострили уши.
Смерч застыл на месте. К ним приближались чьи-то сани.
«Братч, – сразу же подумала Мимси. – У него получилось!»
Она первой бросилась наружу, за ней – и остальные. Оборотни тщетно пытались их остановить.
Дровяной сарай стоял на возвышении, и вокруг густой стеной росли высокие ели. Сверкающий, почти слепящий туман клубился среди стволов, и казалось, будто деревья подвешены над землёй. И вот откуда-то оттуда, из глубины этого низко стелющегося тумана, доносился звон, который становился всё громче.
– Братч! – закричала Мимси, сложив ладони рупором. – Братч! Мы здесь!
К чистому и лёгкому звону колокольчиков добавились другие звуки – скрип повозки и тяжёлая поступь коня.
– Все – внутрь, быстро! – приказал Смерч.
Вместе с двумя другими оборотнями он занял позицию перед сараем, держа наготове трость.
– Запри детей в фургоне, Берг. Быстро!
Никто не двинулся с места.
Сначала показалась лошадь. Старая кривоногая кляча, запорошённая снегом, громко дыша, показалась из-за деревьев.
Она с большим трудом тянула сани вроде тех, в каких лесники перевозят брёвна. Сани скрипели и трещали так, будто грозили в любую секунду рассыпаться на мелкие щепки.
Одинокая фигура восседала на облучке.
Мимси сразу узнала красную шапку, которую ему отдал Пётр.
– Братч! – завопили малышки. – Это Братч!
Одноглазый не ответил на их приветствие. Даже когда они бросились к нему, крича и размахивая руками. Съёжившись под толстым слоем снега, который искрился на его одеяле, он с суровым вниманием следил одним глазом за дорогой, зажав поводья между колен.
– Братч! Братч!
Бубенчики всё звенели и звенели, назойливые, точно шмель.
У поворота на тропинку, которая вела вверх, к сараю, лошадь вдруг рухнула в снег, выпустив изо рта целое облако белой пены.
Все побежали к саням, по колено увязая в свежем снегу, которого щедро намело за ночь.
– Братч! Братч!
Кучер в красной шапке сидел всё в той же позе. Его одинокий глаз застыл, будто стеклянный, брови покрылись инеем, а на коже появились голубоватые разводы.
– Разойдитесь, – приказал Большой Каль.
Когда толстяк Берг хотел снять его с облучка, Братч опрокинулся набок и бревном повалился в снег.
Каль встряхнул мальчика, тщетно пытаясь разбудить. Пальто на нём было разодрано в клочья на плече и карманах. Кто это сделал? Волки? Собаки, которых натравили лесники? Должно быть, он нашёл их хижину, украл сани и пытался убежать от погони?
– Очнись, Одноглазый! Ну ты чего!
Ткань пальто стала похожа на картон. Пришлось оторвать пуговицы, чтобы освободить его грудь. Каль, опустившись на колени в снег, стал растирать её своими огромными руками и дуть Братчу в лицо.
– Ну чего стоите? – закричал он. – Нужен огонь, горячий кофе! Вы же видите, он совсем замёрз! Помогите! Надо отнести его в сарай!
Остальные отступили, не в силах вымолвить ни слова.
Толстяк Берг опустил руку на плечо Большого Каля.
– Всё напрасно, сынок, – сказал он. – Сам видишь: Одноглазого уже не вернёшь.
Глава восьмая
В монастыре Смолдно царила мёртвая тишина.
В крошечной промозглой келье, которую они делили с великим герцогом, Магнус Миллион вертелся в постели, силясь уснуть.
Его одеревеневшее тело было совершенно раздавлено усталостью. Временами ему казалось, что он проваливается в бездонную пропасть, он вздрагивал, просыпался и скрипел зубами, а сознание его тем временем носилось над ним, подобно бессонной летучей мыши.
– Вы спите, ваше величество? – вполголоса спросил Магнус.