Миниатюрист

– Можно одной ходить по улице. Парочки даже держатся за руки. – Йоханнес снова делает паузу. – Амстердам не тюрьма, если правильно выбрать дорогу. Иностранцы могут качать головами: все эти их «well I never» [3]… Но я уверен, в душе они завидуют.

– Разумеется, – отвечает Нелла, не понимая произносимых им иноземных слов, не понимая совсем. Proibidas… За ее недолгое пребывание в доме Йоханнес много раз заговаривал на других языках, и это завораживает. Он не рисуется, скорее, выражает то, что недоступно его родному языку. Нелла вдруг понимает, что ни один мужчина – ни один человек, если на то пошло – ни разу не говорил с ней так, как он сегодня вечером. Несмотря на загадочные аллюзии, Йоханнес относится к ней как к равной и ожидает, что она его поймет.

– Сядь поближе, Нелла.

Волнуясь, она послушно пододвигается, и он легонько приподнимает ее подбородок. Они оценивают друг друга, как раб и рабовладелец на невольничьем рынке. Беря ее лицо обеими руками, он проводит пальцами по юной щеке. Нелла подается вперед. Ее не удивляют шершавые пальцы. От его прикосновения голова идет кругом. Она закрывает глаза, вспоминая слова матери: «Девочка хочет любви. Ей подавай и клубнику, и сливки».

– Ты любишь серебро?

– Да, – выдыхает Нелла. Она не позволит испортить этот момент пустой болтовней!

– Нет в мире ничего прекраснее! – Он отпускает ее лицо.

Нелла распахивает глаза и смущается своей позы.

– Я закажу для этой шеи колье, – продолжает Йоханнес.

Нелла отклоняется, потирает горло, точно оно онемело, и слышит собственный голос:

– Благодарю.

– Ты теперь замужняя женщина. Нужно тебя приодеть.

Йоханнес улыбается, однако его слова безжалостны, и в животе у Неллы камнем падает страх. Ей нечего ответить.

– Я не обижу тебя, Петронелла.

Плотно сжимая ноги, она представляет, как он в нее входит. Что-то разорвется? Будет на самом деле очень больно? Так или иначе, придется терпеть неизбежное.

– Я говорю вполне серьезно. Вполне серьезно.

Настал черед Йоханнеса к ней наклониться. От запаха кардамона и его странного мужского естества у нее земля уходит из-под ног.

– Нелла, ты слушаешь?

– Да. Ты… меня не обидишь.

– Прекрасно. Тебе не нужно меня бояться.

С этими словами Йоханнес отклоняется, глядя на проплывающие мимо дома. Нелла вспоминает картинку в книге Марин: абориген, завоеватель и бескрайнее море непонимания между ними. Уже совсем стемнело. Она смотрит на огни лодок поменьше и чувствует себя совершенно одинокой.

Супруги

Зал Гильдии серебряных дел мастеров огромен и полон гостей, чьи лица сливаются в поток глаз, ртов и перьев, танцующих на полях шляп. От стен отражается мужской смех и, в противовес ему, женское хихиканье. Кушаний ужасающе много. Длинные столы с изогнутыми серебряными канделябрами на белых камчатных скатертях выстроены в линию и ломятся от яств: цыплята, индейки, цукаты, пироги с мясом пяти сортов. Йоханнес крепко берет Неллу под руку, и они проходят между этим головокружительным построением и темной стеной красного дерева. Вслед им по залу несутся смешки и шепот.

Дамы плавно скользят к столам, видимо, зная свое место. Все они в черном. Грудь прикрыта кружевными жабо, обнажая лишь узкую полоску кожи. Одна гостья с особенно беспокойными глазами, которые сияют, точно агат, пристально разглядывает Неллу. Как не похоже на взгляд незнакомки с Калверстрат!

– Улыбайся и садись рядом, – велит Йоханнес, отвечая на назойливое внимание той дамы сухой усмешкой. – Прежде чем оказаться лицом к лицу с массами, отправим что-нибудь в желудок!

Нелла думает, что, если бы не все это изобилие, ее саму съели бы живьем.

– Я получаю от пищи большое удовольствие, – замечает Йоханнес, держа на весу вилку для краба. Нелла, глядя на сверкающие серебряные блюда и доблестные кувшины вина, гадает, что он имеет в виду. В присутствии толпы его ссоры с Марин забыты; Йоханнес добродушен, замечает всеобщие взгляды и беседует с молодой женой, словно они уже добрых два десятка лет вместе бороздят моря и океаны.

– Молодой сыр с кумином напоминает мне, что я еще способен наслаждаться, – громко рассуждает Йоханнес. – Масло из Делфта, вкусное и жирное, приносит мне огромное удовлетворение. Я привожу его, когда продаю там китайский фарфор. А пиво с майораном и черносливом, которое делает Корнелия, доставляет мне больше удовольствия, чем удачная сделка. Попроси, чтобы она тебе приготовила.

– Я пробовала у мамы. – Неллу начинает оглушать всеобщее чавканье и звон посуды. Она чувствует себя совершенно обессиленной в этой атмосфере, столь же высушенной, как ломтики посыпанных сахаром цукатов.

– А летом инжир со сметаной на завтрак… – не обращая на нее внимания, продолжает Йоханнес. – Особая радость, которая возвращает меня в детство. Только этот вкус из него я и помню. Ты-то, без сомнения, свое помнишь хорошо, ведь оно закончилось не так уж давно.