Миниатюрист

Трудно понять, Йоханнес намеренно резок или просто нервничает под взглядами окружающих. Как бы то ни было, Нелла не согласна. В данный момент ее детство невероятно далеко. Ему на смену пришла постоянная неуверенность и уныние. Камень страха раскалывается в желудке на крошево болезненного беспокойства. Она ненавидит незнакомую обстановку, какофонию зала и тон этого разговора.

– Я уже давно вышла из колыбели, – бормочет она, вспоминая непрошеный подарок миниатюрщика.

– Воспоминания через пищу… – разглагольствует Йоханнес. – Еда – своеобразный язык. Пастернак, репа, порей и цикорий – обожаю похрустеть ими, когда никто не видит. А рыба! Больше всего люблю камбалу, палтус, лиманду и треску, но не откажусь от любых даров моря и рек.

Нелла чувствует в манере супруга некую принужденность, словно он надеется разговором уберечь ее от тревожных мыслей.

– Чем ты питаешься в море? – подыгрывает она, набравшись духу.

Он опускает вилку.

– Человечиной.

Нелла негромко смеется, и робкий смешок падает между ними на скатерть. Йоханнес отправляет в рот очередной кусок.

– Каннибализм – единственная возможность выжить, когда заканчивается продовольствие. Но я предпочитаю картофель. Моя любимая таверна в городе – на Восточных островах, возле склада. У них самая рассыпчатая картошка. – Он вонзает вилку в краба. – Мое тайное место.

– Ты только что раскрыл свой секрет.

Он кладет вилку.

– Действительно. Раскрыл!

Его, кажется, застало врасплох замечание Неллы, и он опускает глаза в тарелку. Поскольку сказать нечего, Нелла тоже рассматривает распластанную бренную плоть, клешни цвета чернил и панцирь сердитых красных тонов. Отрывая ножку и выбирая вилкой остатки волокнистого белого мяса, Йоханнес приветствует одного из мастеров. Нелла наконец тоже отправляет в рот кусочек. Соленое мясо застревает в зубах.

Йоханнес заканчивает трапезу и оставляет Неллу в одиночестве, на всеобщем обозрении.

– Я ненадолго. Дела… – Он вздыхает, словно это тяжкая повинность, и отходит к компании мужчин в углу.

Нелла зачарованно смотрит, как преображается ее муж. Если Йоханнес и устал говорить о сделках, комиссиях и состоянии рынка, он с успехом это скрывает. Как он красив на фоне остальных, несмотря на их дорогие одежды и кожаные сапоги! Смех летит над шляпами, головы запрокинуты, и среди подвыпивших лиц, багровых щек и бород с кусочками краба, – Йоханнес, загорелый и улыбающийся.

Я могла бы его полюбить… Быть женой такого мужчины несложно. А без любви я не смогу жить. Быть может, она прорастет мало-помалу, как семена, которые Отто посадил в зиму.

К Йоханнесу подходят мастера со своими изделиями. Каждую вещь – серебряные кувшины, вазы – он берет в руки бережно и с уважением. Один его комплимент – и молодые люди уходят в восторге. Другие купцы отступают, ревниво наблюдая, как Йоханнес рассуждает об искусстве и преимуществах морских пейзажей над цветочными орнаментами. Он производит впечатление человека знающего, внимательного и необычного. Он записывает имена, кладет в карман серебряную шкатулку и велит какому-то молодому человеку заглянуть к нему в контору.

Пока Нелла смотрит на второе блюдо, морские гребешки, сбрызнутые бараньим бульоном и луковым соусом, к ней подходит дама, прежде бросавшая взгляды. У нее прямая осанка, светлые волосы уложены в замысловатую прическу и украшены черной бархатной накладкой, расшитой мелким жемчугом. Нелла мысленно благодарит Бога за его малые чудеса, ибо, благодаря искусству Корнелии, платье стало ей впору.

Дама останавливается у стола и низко приседает.

– Верно говорили, что вы молоды! Он вас бросил?

Нелла вцепляется в край тарелки.

– Мне восемнадцать.

Собеседница выпрямляется, пробегая глазами зал.

– Мы гадали, какая вы, – продолжает она тем же спокойным тоном. – Теперь вижу, что у Брандта все самого высокого качества. Род Ортманов древний, очень древний. Как говорит Экклезиаст? Доброе имя лучше дорогой масти! – В голосе незнакомки заискивание и восхищение, и все же Нелла понимает, что ее прощупывают.

Она хочет выбраться из-за стола, однако большие юбки словно сговорились. Дама терпеливо ждет реверанса, наблюдая за ее мученьями. Выбравшись наконец на свободу, Нелла низко кланяется, и ее лицо оказывается совсем близко к черному парчовому платью этой дамы, которое походит на крылья черной птицы.

– Не нужно, дитя мое.

Поздновато вы это сказали, думает Нелла.

– Я Агнес, жена Франса Мерманса. Мы живем в доме с лисицей на Принсенграхт. Франс обожает охоту, он сам выбрал это изображение.

Столь неожиданная откровенность смущает, и Нелла в ответ только улыбается, уже усвоив от Марин, что молчать – удобнее всего.

Агнес поправляет прическу, и Нелла видит то, что должна увидеть, – кольца на каждом пальце, маленькие рубины, аметисты и яркие изумруды. Выставлять напоказ камни не совсем по-голландски, большинство женщин прячут драгоценности глубоко в складках одежды. Нелла пытается вообразить такое сияние на руке Марин.

Поскольку она молчит, Агнес сухо улыбается и продолжает:

– Мы практически соседи.