Читаем Миниатюрное творчество полностью

Дилемма сложная была – мыть голову сегодня или завтра.

Озарение

Пожар рассвета ярок, жаден —

глотает кроны, крыши, нос.

Из свежих луж шедевр украден —

всю ночь творил кубист мороз.


А под ногами вьётся полоз

неведомых дорог.

Пойти?

Вольётся ли

мой робкий голос

в очередного дня мотив?



Долгая дорога к монохрому

***


Осень. Буйство цвета.

Безбрежность неба бороздим,

когда хватает тишины внутри

взглянуть наверх.





***


Зелёный плащ линяет в жёлтый.

А первый лёд в ногах хрустит.

Меж долгих ливней лучик солнца…

Впитать его, пока царит.





Тропинки держат курс на зиму.

В небесно-ясный монохром.

И листья с ветром чётким клином

свой покидают отчий дом.



Хрупкая осень

Октябрь…

Утро.


Море парит, погружая всё в дымку тумана. Воздух оглушающе свеж. За окном молоко, через которое украдкой выглядывает солнце. Тянет прогуляться в этом сказочном мареве – ведь его век так недолог.


Под ногами пепел отгоревшего карнавала и иголочки лиственниц. Колосья трав припушены тонким слоем инея, который тает на глазах.


А если будешь внимательным, возможно, тебе удастся разглядеть застывшую лёгкость.



О неслагаемых

То было так

уныло и смешно,

украдкой взгляд

в чужую жизнь

и не своё окно…


Ловушки «бы»,

томление в груди —

тоска и жажда

будто позади.


Сомненья.

Выдох. Остановка.

Три пары строчек.

Шах и рокировка.

Когда растворилось, истаяло лето…

Очередной цикл года завершается буйством красок. Ошибки сделаны, урожай собран. О прошедших днях остались только воспоминания, смутные, порой будоражащие душу.


И не было сосен

раскидисто-ясных,

и не было вёсен

по-детски прекрасных,

и не было крыш

одиноко-опасных…

А было лишь небо

таинственно красным.


И было немного

искристо-нелепо,

когда растворилось,

истаяло лето,

когда на ладошках

остались улыбки,

когда потерялись,

забылись ошибки.


И осень подкралась,

расставив тенёта

средь буйства природы

и страсти полёта.



Посиделки у ведьмы осени

У каждого времени года есть свои ведьмы – те, кто знают его лучше всех. Они могут найти тропы среди бушующей вьюги и разливающихся ручьёв, среди зарослей проснувшегося леса и в калейдоскопе осеннего карнавала.


Ведьмы поют своему времени года нужные песни, и чуткое ухо способно различить их в шелесте рождающейся листвы, громе и радугах могучих гроз, аромате падающих яблок или хрусте снега.


Порой они ходят друг к другу в гости – и тогда среди яркого лета может выпасть липкий снег, под которым прогнутся деревья, или разрушительный град, когда холодная красавица не в настроении.


Но больше всего сёстры любят собираться у хранительницы осени, чтобы посидеть у камина с бокалом глинтвейна и отведать плодов богатого урожая (гостей всегда ждут сюрпризы). А после, глубоким вечером сплести новые песни, от которых рождаются очень тёплые деньки, изящные узоры на тонкой корочке рек или озёр. И очень редко, когда сестрица весна особенно счастлива и в голосе – распускаются цветы, которым вообще-то совсем не время.



Ноябрьский цветок

Уже давно сбросили лепестки пышные хризантемы, земля закуталась в несколько снежных одеял, а хозяйки запаслись капустными кочанчиками для очередной глобальной засолки.


Ночи стали длиннее, а у солнца укороченные рабочие дни. И вот в это, казалось бы, самое тёмное время, бывает, происходят неожиданные чудеса. Например, однажды на балконе можно наткнуться на удивительное осеннее цветение, яркое и жизнеутверждающее.



Тепло

В моей жизни случилось несколько больших ночных автопутешествий по глухим местам, где между крохотными населёнными пунктами были десятки, а то и сотни километров. И когда на этом чёрном пунктирном полотне встречались домики, в которых горел уютный свет, в сердце поселялось тепло. Мы не одни.


За поворотом новый день

уже отсчитывает время,

а указатель деревень

упрямо пробивает темень.


И на колёсах мчится дом

туда, где ждут родные люди.

Минуты в мареве ночном —

пейзаж уныл, нечёток, скуден.


Дорожки фар и свет луны,

забытой кем-то бледной плошки.

Вдруг средь пустынной тишины

ты видишь яркое окошко.

Декабрь

Декабрь – пограничник. Самая тёмная ночь приходит в его время, но, к счастью, не навсегда.


Земля постепенно укутывается покрывалом, снежинки сливаются в хороводы, плавно падают на ветви деревьев, дома, помпоны, нос… Ритм жизни замедляется.


Тёмные дни так и просят огня. И многочисленные фонарики, лампы украшают улочки, а фейерверки расчерчивают небо. Их яркий свет подтверждает – тьма не вечна.


Примерив белые одежды,

декабрь – важный господин

шагает по земле неспешно

меж гор, посёлков и долин.


И не жалеет миру снега,

на окнах проявив талант,

спешит быстрей туда он, где бы

творить мог – зван или незван.


Озёра в дымке тихо стынут,

река впадает в латы льда,

и небывалые картины

охватывают города.


Короткий день. Морозный воздух.

И неба выцветшая синь.

Земля ушла на жданный роздых,

оставив веточки рябин.


Надеждой род людской охвачен.

А монохром, ушедший в тень,

царит. Желание всё жарче —

смотреть, как прибавляет день.



По белому

Пройтись по белому…

Оставить след?


Нет.

Погрузиться в снег.

Ну а потом

… истаять.



Без-умное

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука