Мы вам рекомендуем бюрократа вежливого, тактичного, въедливого и учтивого, который говорит:
— Голубчик! Конечно, я сам вижу, что весна пришла в нашу институцию. Пташки летают, поют. Сирень под окнами растет, цветет. Но, мой ты дорогуша, мой ты миленький, не попрекай, принеси мне вот такусенькую справочку: «Сим и этим удостоверяется, что, согласно природным условиям, в наш город действительно заглянула весна. Что подписью и печатью удостоверяется…» Вот и все, мое золотко.
Так этот, простите, корректный администратор зазвал к себе в кабинет всех сотрудников и сказал:
— Я вас, товарищи, пригласил на интимный весенний разговор. Какая-то, — прости, господи, что так говорю, — невежа подсунула мне на подпись химеру.
Доверяя подчиненным работникам нашего высокоуважаемого учреждения, я с ходу тот химерный вымысел подмахнул. Сочиненная бумажка пошла в главк. Возвращая эту лучезарную писанину, главк приказал — протирайте весной глаза.
Давайте, товарищи, коллективно протирать. Прошу выслушать, какую каверзную фокусенцию мне подсунули. Слушайте:
«Весенние нормы и лимиты на вежливость и корректность.
§ 1. Поцелуи. Поцелуи квалифицировать как подсобную работу. Как осушку забоя. Разряд — третий.
§ 2. На весенние поцелуи установить такие лимиты: а) жену целовать каждый день; б) любимую девушку — раз до киносеанса и дважды после киносеанса; в) бухгалтера — во время выдачи аванса; г) директора — тогда, когда он подпишет приказ о премиях.
§ 3. Просим планово-экономический отдел главка утвердить установленные нормативы».
Слыхали? Все слыхали? Прошу в дальнейшем мне весенних шуток на подпись не давать. Я вас больше не задерживаю.
…Четвертый образ — образ симпатичный. Парень, которому уже пошел двадцатый год. У него весенние глаза и кудрявые волосы.
Он идет и поет. Что-то радостное навевает ему весенний ветерок. Подошел к дому — и условно щеколдой: цок-цок-цок…
А со двора мужской голос:
— Чего бы это я ночью железякой стучал? А? И зачем это под заборами слоняться? А?
А скромный парень несмело:
— Дядя, весна же!..
— Ну и что из того, весна? Надя давно уже спит.
— Ну и пусть спит. Я разве что… Я же ничего. Я разве… Весна, а я иду и думаю: «Дай проведаю Надю. Может, думаю, Надя и не спит». А разве Надя ваша?
— А ты такой глупенький, вроде и не знаешь? А чья же? Моя дочка. А ты кто?
— Да мы с Надийкой на одном заводе работаем и в одном цехе. Ей-богу, правду говорю. Спросите Надю.
— Так, говоришь, весна?
— Эге ж, дядя, весна. Звезды как чудесно на небе сияют. Соловушка — тьох-тьох — поет.
— Ну раз говоришь — в одном цехе работаете, и звезды сияют, и соловьи поют, то заходи.
Ох и ох!.. Что только весна-красна с людьми не выделывает?!
У меня сосед токарь, Андреем звать. Молодой, красивый и высокий. Ей-богу, чтобы вам не соврать — великан.
Как-то мы в воскресенье собрались пойти в лес. Пригласили Андрея.
Пора отправляться — нет Андрея. Сюда-туда — нет. И вдруг слышим — новость. Маленькая, чернявенькая Варя великана к речке Ворскле за руку увела.
Скажем по секрету: высокий Андрей очень любил маленькую Варю.
Вот она его, как теленка, к воде и повела.
Что значит — весна!
Известно, всем и всяким шальным и бешеным трудовая цветущая весна в нос колет.
Скачут, прыгают, бесятся:
— Весна идет!.. Весна цветет!.. А кто позволил, чтобы весна шла, чтобы весна цвела! Я же не позволял!
А весна — весна-красна — шла и идет, идет и любимыми народными цветами расцветает.
Потому что весна — всенародная краса!
Было бы непростительно, если бы я не вспомнил, как встречает весну мой уважаемый сосед, старый рабочий Мефодий Коваль. Он говорит:
— Моя весна — мой завод!
— Мефодий Осипович, — спрашиваю, — разве вы еще работаете? Вам же, наверное, годочков — о-го-го!
— Да это верно — о-го-го! Я — пенсионер. Но тянет на завод. Советы молодым даю. Прихожу на завод и всегда чувствую радостную трудовую весну.
Великую правду сказал рабочий Мефодий Коваль.
Все мы любим и горячо приветствуем светлую, трудовую первомайскую весну.
ВОТ ТАК — ПЕРЕСЕЯЛ, А ВОТ ТАК — НЕДОСЕЯЛ…
Спрашивают меня, как я работаю и над чем работаю.
Отвечаю — чаще всего я работаю по утрам. Встаю, умываюсь, обуваюсь и одеваюсь.
К столу сажусь одетым.
Пробовал писать раздетым — ничего путного не выходит. Творческий тонус падает.
— Почему творческий тонус падает? — допытываются. — Ведь вас же никто по голой спине не хлещет?
Разумеется, никто по спине не бьет и не хлещет. Допекает другое — холодина щиплет за пятки.
Спасая пятки, я их искусственно подогреваю. Открываю окно и начинаю спортивно прыгать. Прыгаю — даже до косяков достаю.