Minima philologica. 95 тезисов о филологии; За филологию

67. Разумеется, филология задает вопрос «Qui parle?»[45] и спрашивает не только об одном говорящем, но и о, может быть, необозримом множестве говорящих и тех, кто говорит до них, с ними, после них, – и таким образом спрашивает о «себе самой». Но она задает вопрос, и поскольку каждый вопрос задается в отсутствие ответа, и поскольку это отсутствие может продолжаться бесконечно, она должна спрашивать также: «Кто молчит?» и «Что молчит?» – и должна сама себя вымалчивать [erschweigen].

68. Возможно, для филологии существует только натюрморт – тихая жизнь [Stillleben]. Известно, что такие натюрморты могут быть местами боя и праздниками убоя. Все еще живет, все уже стихло.

69. Упражнение в филологии – askésis, разучивание, обретение навыков, потеря навыков, забвение филологии – значит ждать [Warten]. Не всегда ждут чего-то. Ожиданию предшествовало «ждать», на которое простирается настоящее время [Gegenwart] филологии.

70. Филология: задерживаться; удерживать открытость. Место ожидания [die Warte].

71. Филология – это некийя, схожение к мертвым, ad plures ire[46]. Она приобщается к самому большому, самому странному, все время растущему коллективу и отдает ему немного жизни своего языка, чтобы вызвать на разговор этих обитателей подземного царства; она умирает – филология умирает, каждый филолог умирает, – чтобы помочь тому или другому из этих многих ненадолго возродиться в своем языке. Без филологии, сообщающей их с мертвыми, живые стали бы асоциальны. Но общество филологии – общество тех, кто ни одному сообществу не принадлежит, ее жизнь – сожительство со смертью, а ее язык – вымалчивание.

72. Филология копает, раскапывает себе мир.

73. «Течение» истории – это седиментация, бездонное отложение слоев. Языки не погибают, они оседают.

74. Орфей – филолог, когда он поет.

75. Филология уже в первом своем побуждении – филология филологии. Она отделяется от мифов филологической практики, не терпит трансисторических констант – она превращает Орфея в Эвридику, Эвридику – в Гермеса… – ; она де-седиментирует. Дай филологии волю, от земли и всего подземного осталось бы одно чистое небо[47].

76. Филология, история любви. – Фрейд в письме Флиссу[48] от 29 декабря 1897 года: Господин Е., с которым ты знаком, в возрасте десяти лет испытал приступ ужаса, когда хотел поймать черного жука, который никак не давался ему в руки. Ясно истолковать этот случай до сих пор не выходило. […] На этом мы остановились, а во время следующего визита он рассказал мне, что ему пришло в голову, как истолковать этого жука. А именно: Que faire?[49] То, что филолог Фрейд называет «толкованием», не переводит слово в связанное с ним представление о предмете, а отводит, смещает внимание с возможных значений к самой идиоматике их называния. Только отслоившись от значения, на место приступа [Anfall] заступает догадка [Einfall], на место ужаса – его артикуляция, на место животного или имени животного («жук») – вопрос (Que faire?). И притом – на другом, на французском, языке, потому что, как Фрейд рассказывает дальше, няней и первой возлюбленной Е. была француженка; он научился говорить по-французски раньше, чем по-немецки. Путь к «истолкованию» [Deutung] – это не путь к значению [Bedeutung]. Это путь к повторению [Wiederholung] языка или к пере-даванию [Wieder-holung] в язык, который до тех пор оставался скрытым за другим языком. Движение филологии – это движение к языку первой возлюбленной, к возлюбленному языку. В этот раз, в повторении, возлюбленная дает совершиться вопросу Que faire? вместе с тем, о чем в нем спрашивается. Ведь в Que faire? то, о чем он еще спрашивает, уже совершается.

Филология: она должна привести к тому, чтобы первая любовь могла повториться, чтобы она дала совершиться повторению.

77. Повторяется не прошлое, а то, что из него перешло в будущее. Филология повторяет этот путь и берет из будущего то, чего ей недостает для настоящего. Чего ей недостает [fehlt], филологии? – Ничего недостает.