Министерские шалости (СИ)

— Ладно. Все равно мы с тобой связаны и все дела, — немного безразлично начал Драко и перевёл на Гермиону внимательный взгляд. — Садись рядом со мной, мне будет неуютно рассказывать это, когда ты с таким интересом пялишься на меня, как на какой-то музейный экспонат.

Гермиона приподняла брови и молча пересела к нему на диван, утыкаясь взглядом в огонь. Она не хотела давить на него и заставлять говорить то, что он желал оставить при себе, а потому все же тихо произнесла:

— Можешь не рассказывать, если не хочешь.

— Ой, не включай сразу невинную овечку, — закатил глаза Драко. — Я сам хочу рассказать, наверное, — Малфой замялся и, опять проведя рукой по волосам, посмотрел на Гермиону. — Чтобы ты не думала обо мне так же, как все остальные… все-таки ты должна быть самым близким мне человеком, разве нет?

— Скорее всего, — уклончиво ответила Грейнджер, чувствуя себя неуютно.

Драко опять подхватил стакан, налил огневиски и вместо того, чтобы отпить, начал перекатывать хрусталь на колене, смотря, как янтарная жидкость переливается от света огня.

— Наверное, это покажется глупостью, но небесно-голубой меня всегда… успокаивал. С этим цветом связано все то, что давало мне сил и душевного равновесия, — Драко покачал головой, слегка изгибая губы в улыбке. — Бескрайние просторы неба, глаза матери, ее кольцо с большим топазом, которым я постоянно играл в детстве, магические шахматы, которые мне подарили на Рождество первого курса за отличную учебу.

Малфой замолчал, а Гермиона подавила порыв обнять Драко. Он говорил так искренне и так благоговейно, что у Грейнджер сжималось сердце. Никогда бы она не подумала, что он настолько глубоко чувствующий человек. Гермиона поняла, что настолько эмоциональной к словам Драко ее сделал алкоголь, а потому попыталась сконцентрироваться, чтобы удержать себя в руках от излишних проявлений чувств.

— А лето — это, — резко начал Драко, — мой день рождения, тепло и беззаботность, интересные поездки с родителями в другие страны и постоянные игры с друзьями в саду Малфой-Мэнора, пока наши родители играли в чопорных аристократов на приёмах, — Малфой вздохнул, опуская голову, его пальцы заметно сильнее сжались на стакане, — так бы я тебе ответил в Хогвартсе до курса шестого, — грустно хмыкнул Драко, — а потом лето так и осталось моим любимым временем года, но уже, увы, не поэтому.

Гермиона, не выдержав, мельком взглянула на Драко, наблюдая, как маска безразличия и концентрации медленно слетала с его лица, давая разглядеть горечь и боль. Она закусила изнутри щеку, понимая, что сейчас он мог ее оттолкнуть, и мягко дотронулась до его руки своей. Сомкнула пальцы на его предплечье и задержала дыхание, ожидания, что он сейчас опять начнёт язвить и говорить, какая она глупая и сентиментальная. Но Драко никак не отреагировал на ее касание. Он будто прогрузился в транс из своих воспоминаний, поэтому когда он заново заговорил, Гермиона вздрогнула от неожиданности.

— Сначала лето означало уход от проблем, в Малфой-Мэноре было не так промозгло, можно было выйти на улицу и уйти подальше, в глубь сада, чтобы смотреть на небо и не слышать криков людей, которых зверски пытали. Потом лето стало означать спасение родителей от смерти, несмотря на собственную трусость, а потом не знаю, почему оно для меня стало надеждой, что все наладится. Что мне не придется каждый долбаный день ждать, что я могу попасть под круциатус в качестве развлечения, придуманного Беллатрисой, или могу не переживать за свою жизнь и жизнь своих родителей, — почти шепотом говорил Драко. — Реддл, тварь, знал, что битва случится в мае, а потому в мае его наказания за непослушания ожесточались, и оставалось лишь опять ждать лето, потому что оно стало для меня счастливым рубежом. Я либо мог умереть и никогда больше не увидеть его, или я бы смог выжить, но лето было бы временем кардинальных перемен.

Грейнджер ощутила, как сердце, будто бьющееся с ним в унисон, сжалось от пережитого страха. Они были по разные стороны баррикад, и Гермиона никогда не задумывалась, а каково было Малфою на выбранной его родителями стороне. «Видимо, хуже, чем мне на стороне Гарри. Я хотя бы знала, за что страдаю». Гермиона сильнее сжала руку Драко, давая понять, что она рядом с ним. Теперь уже, видимо, всегда. Ей тяжело было анализировать весь ворох информации, который Малфой вывалил на неё, а потому собиралась подумать об этом завтра.

Малфой же неожиданно зашевелился, перемещая свободную руку ближе к Гермионе, и раскрыл ладонь. Грейнджер была только рада сразу вложить свою ладонь в его и наконец-то посмотреть на него. Она понимала, что надо было как-то успокоить его, сказать что-то правильное и…

— Не надо, Грейнджер. Давай просто помолчим.

Гермиона кивнула и посмотрела на огонь в камине. Сейчас она могла бы сказать, что у неё появился ещё один любимый цвет. Огненно-рыжий — цвет доверия, искренности и поддержки. А метка тем временем приятно грела шею, заставляя чувствовать незримую связь между соулмейтами.

***