Министерство наивысшего счастья

Люди любили Менее Строгих, но боялись и уважали Строгих. В войне на истощение, которую первые вели со вторыми, гибли сотни людей. В конце концов Менее Строгие объявили о прекращении огня, вышли из подполья и поклялись перейти к методам Ганди. Строгие продолжали сражаться, за ними охотились много лет, отстреливая одного за другим. Однако на месте каждого убитого появлялся новый повстанец.

Через несколько месяцев после убийства Усмана Абдуллы его убийца (хорошо известный всем неизвестный стрелок) был схвачен и убит военными. Тело было отдано семье с пулевыми ранениями и следами ожогов от сигарет. Кладбищенская комиссия после долгих прений решила, что он тоже был мучеником и поэтому заслуживает чести быть погребенным на кладбище мучеников. Его похоронили на противоположном краю кладбища, надеясь, вероятно, что большое расстояние между Усманом Абдуллой и его убийцей предотвратит их ссоры в загробной жизни.

По мере того как война разгоралась все сильнее, размытая линия противостояния становилась все жестче и жестче. Каждая из этих линий стала дробиться на вторичные линии. Из среды Строгих выделились Более Строгие. Простые люди умудрялись каким-то непостижимым образом угождать им всем, поддерживать их всех и мешать им всем одновременно и продолжать жить при этом своей — запутанной, с точки зрения Строгих, — жизнью. Авторитет Мои-э-Мукаддаса остался непоколебимым. Даже увлекаясь быстрым потоком Строгости, все большее число людей приходили к святилищу, чтобы выплакаться и облегчить ношу разбитых сердец.

С безопасной высоты балкона мисс Джебин и ее мать смотрели на приближавшуюся похоронную процессию. Как многие другие женщины и дети, сгрудившиеся на деревянных балконах старых домов, мисс Джебин и Арифа приготовили лепестки роз, чтобы бросить их на тело Усмана Абдуллы, когда его будут проносить мимо. По случаю холода мисс Джебин была одета в два свитера и шерстяные варежки. Головку девочки украшал маленький шерстяной хиджаб. Тысячи людей нескончаемым потоком текли мимо дома, исступленно крича: «Азади! Азади!» Мисс Джебин и Арифа тоже присоединились к этому хору. Озорница мисс Джебин иногда кричала: «Матаджи!» («Мама!») вместо «Азади!». Во-первых, эти слова были похожи по звучанию, а во-вторых, каждый раз, когда дочка путала слова, мама смотрела на нее, улыбалась и целовала в лобик.

Процессия должна была пройти мимо бункера 26-го батальона пограничной стражи, расположенного в сотне футов от того места, где находились Арифа и мисс Джебин. Дула пулеметов выглядывали из затянутых стальной сеткой окон пыльного блокпоста, сооруженного из листового железа и деревянных брусьев. Бункер был забаррикадирован мешками с песком и оплетен колючей проволокой. Армейские бутылки из-под «Старого монаха» и тройного рома были привязаны к колючей проволоке и тихо позвякивали, ударяясь друг об друга, — это была примитивная, но надежная система тревожной сигнализации. Любое прикосновение к проволоке вызывало громкий звон. Бутылки из-под спиртного на службе нации. Кроме всего прочего, дополнительный эффект достигался оскорбительностью такой системы для правоверных мусульман. Солдаты в бункере подкармливали бродячих собак, которых местные жители сторонились (как и подобает правоверным), и эти собаки служили еще одним кольцом охраны. Собаки сидели вокруг бункера, наблюдали за процессией — внимательные, но не напуганные. Процессия приближалась. Солдаты внутри бункера превратились в тени, слившиеся с защитной сеткой. Капельки холодного пота текли по спинам под зимней военной формой и бронежилетами.

Вдруг раздался взрыв. Не очень сильный, но достаточно громкий, чтобы породить слепую панику. Солдаты вышли из бункера, заняли позицию и открыли огонь из пулеметов и автоматов по безоружной толпе, запрудившей узкую улицу. Солдаты стреляли на поражение, стреляли, чтобы убить. Даже после того, как толпа обратилась в бегство, пули продолжали гнаться за ними, попадая в подставленные спины, затылки и ноги. Некоторые испуганные солдаты нацелили оружие на людей, смотревших на процессию с балконов, и разрядили диски автоматов — в балконы, в перила, подоконники, оконные переплеты, в мисс Джебин и ее мать Арифу.

Люди, несшие гроб с телом Усмана Абдуллы, были убиты. Гроб открылся и еще раз убитое тело вывалилось на мостовую в неестественной, отвратительной позе, распростершись на белом саване. Дважды убитый рядом с убитыми один раз.

Да, некоторые кашмирцы тоже умирают дважды.

Стрельба затихла только после того, как улица совершенно опустела. Остались только убитые и раненые. И обувь. Тысячи пар обуви.

Некому было оглушительно повторять лозунг:

Джис Кашмир ко кхун се синча! Вох Кашмир хамара хай!

Мы оросили Кашмир своей кровью! Этот Кашмир наш!