Министерство по особым делам

На разделочном столе лежал кусочек лимона. Кадиш приготовил себе выпить, помешал в бокале пальцем.

– Где Пато? – спросил он.

– Наверное, шляется где-то с Рафой.

Кадиш приподнял бровь. Рафу он недолюбливал.

– Слишком головастый, – сказал он. – От такой головы никому пользы не будет.

– На Пато он дурно влияет, это точно. Но Пато и сам на кого хочешь повлияет.

Оба улыбнулись.

– Как парня дома удержишь? – спросил Кадиш. – Тебе и самой это не очень-то удалось.

– Когда я пришла, его уже не было.

Кадиш отхлебнул из бокала, поднял его к свету.

– Когда Пато вернется, возьму его с собой.

– Оставил бы ты парня в покое, Кадиш. Он эти вылазки терпеть не может. Зачем его туда тащить, кому от этого польза?

– От чего нет пользы, так это от его университета. Вот это точно трата времени.

– Ерунду говоришь. Сам знаешь, что это не так.

Кадиш поставил бокал на портфель Лилиан, сел напротив.

– Университет сейчас – хуже места не найти. Думаешь, я чего-то не понимаю? Все я понимаю. Наши правители больше похожи на меня, чем на Пато.

Лилиан расхохоталась в голос.

– Я не шучу, – сказал Кадиш. – Недовольные интеллектуалы выводят власти из себя. Это я точно знаю, потому что и сам от них не в восторге. Власти нашего парня боятся точно так же, как я.

– Для напуганного ты уж больно здорово его мучаешь.

– Когда правительство напугано, думаешь, оно становится умнее? Говорю тебе, в этот раз власти чикаться с ними не собираются. Им нужен порядок, и они его восстановят. Все будут работать по две смены, и головорезы, и мусорщики.

– И в такую ночь ты собираешься шастать с сыном черт знает где? Где логика? Противоречишь себе на каждом шагу.

Кадиш подвигал ногами под столом. Коленом коснулся колена Лилиан, она обвила его ногу своими.

– Нам тревожиться не о чем, – сообщил Кадиш. – Те, кто не сует нос куда не надо, могут спать спокойно. Опасаться надо тем, кто им угрожает.

– Например, студентам, – сказала Лилиан: она приняла слова мужа всерьез.

– Да, – согласился Кадиш. – Политикам, революционерам, хиппи и студентам.

Он потянулся к счетной машинке и нажал на клавиши. Ему нравилось, как щелкает бумажная лента.

– А как насчет привидений, которые ночами таскаются по кладбищам?

– Они вообще на радары не попадают, – сказал Кадиш. – Это кладбище опасно только тем, кто не печется о своем добром имени. – Кадиш заметил, что Лилиан отвлеклась, о чем-то задумалась. – Я хочу привить ему навык, Лилиан. Мир на пороге переворота: хорошие люди, состоятельные люди могут вмиг оказаться на улице. Чтобы выжить, надо что-то уметь. А куча сведений Пато не защитит, прочти он хоть все книги на свете.

В подобных поучениях Лилиан не нуждалась. Она не хуже Кадиша знала, как много человек может потерять. Превратности судьбы витали над ее рабочим столом во всех видах. Ее родителей болезнь скосила в один месяц – они ушли, а она с ними не помирилась. Не такого мужа они для нее хотели. История его семьи была не в пример печальнее истории ее семьи. Но это вовсе не значит, что мир страданий был ей чужд.

– Вечером беру его с собой, – объявил Кадиш.

Лилиан разогнула пальцы, оглядела их.

– Этот Рафа больно шустрый, – сказала она. Положила руки на стол, растопырила пальцы. Подняла глаза на Кадиша. – С кем водит компанию твой сын – сейчас это нельзя пускать на самотек. В наши дни не с теми свяжешься, хлопот не оберешься.

– Ты хочешь, чтобы это сказал ему я, его отец, прошедший университеты в публичном доме? Сильно я нашего студентика напугаю. Он меня в шесть лет слушать не желал, хотя тогда он меня почитал.

– Он и в шесть лет тебя не почитал. – Лилиан надела очки, привела в порядок бумаги. Кадиш взял бокал. – Если ты в силах затащить его на кладбище, значит, можешь убедить, чтобы он не якшался с кем попало. Как бы то ни было, он – твой сын. Постарайся.

Кадиш разбил кубик льда напополам.

– Постараться – это завсегда. Насчет постараться я большой дока. Всю жизнь только и делаю, что стараюсь.

Глава восьмая

Информация доктора оказалась такой же надежной, как и его репутация. На камне было по-испански написано: ПИНКУС «БЕЗЗУБЫЙ» МАЗУРСКИ, ниже шла эпитафия на идише: Привяжи червленую веревку к вратам рая, как к своему окну привязала Раав[19].

Пато бросил сумку с инструментом на землю, раздался лязг. Но Кадиш ничего не сказал, опустился на колени, достал зубило с зазубренным концом, потом поменял на другое.

– Для беззубого – беззубое зубило, – сказал он. Как шойхет[20], ногтем большого пальца провел по кромке, проверяя зазубрины. – Надпись, Пато, вполовину моложе тебя. Недолго продержалась.

Когда остался лишь один завершающий удар, Кадиш повернулся к сыну, протянул инструмент ему.

– Не буду, – сказал Пато.

– Будешь как миленький. С тобой всегда так. Сначала говоришь «нет», потом делаешь.

– Да пошел ты!