В лучшие времена Оруэллу не нравился Лондон, но в худшие времена он относился к нему с большой симпатией. Блицкриг начался 7 сентября 1940-го, и активизация военных действий доставила писателю удовольствие. Оруэлла-пуританина привлекали сложности, Оруэлла-социалиста радовала насильственным образом соединившая всех солидарность. Как человеку действия ему были приятны звуки разрывов бомб, вид озаренного пожарами неба, подсвеченных розовым заградительных дирижаблей и успокаивающий ритм пулеметных очередей противовоздушной обороны. Сирил Конноли подозревал, что «Оруэлл чувствовал себя как дома во время блицкрига, бомб, храбрости, разбомбленных домов, нехваток продуктов, бездомных и крепнущего революционного духа»102
.В то время когда британский экспедиционный корпус эвакуировали из Дюнкерка, Оруэлл и Конноли прогуливались по парку, наблюдая, как лондонцы играют в крикет и гуляют с детскими колясками, словно ничего страшного не происходит. «Они будут так себя вести до начала бомбардировок. Вот тогда-то они запаникуют»103
, – предполагал Конноли. Однако во время блица, как отмечал Оруэлл, жизнь текла, как и раньше, люди «на удивление, сохранили свой старый ритм жизни». Иногда, прогуливаясь по улицам Лондона, Оруэлл наблюдал торжество упорной нормальности, а иногда ему казалось, что жизнь разбили на множество осколков и собрали в виде абсурдной мозаики. Пустая улица Оксфорд-стрит с мостовой, покрытой разбитым стеклом. Гора сваленных в кучу манекенов из магазина одежды, напоминающая издалека массу трупов. Лондонский зоопарк, продававший животных, потому что их не могли прокормить. Две молодые женщины с перепачканными грязью лицами, вопрошавшими Оруэлла: «Сэр, не подскажите, где мы находимся?»104 Город, разбитый на части. Однажды утром близкая приятельница писателя Инес Холден увидела в Риджентс-парк дерево, украшенное женским чулками, обрезками шелка и новеньким котелком, очутившимися на дереве после того, как ночью до этого разбомбили стоявший поблизости отель. У дерева Холден столкнулась со знакомым художником-сюрреалистом, заявившим: «Мы уже давно рисовали подобные сюжеты, и вот наконец реальность за нами подтянулась»105.Оруэлл считал, что Британии необходимы радикальные перемены. Глядя на яркие рекламные плакаты в метро сразу после Дюнкерка, его охватило чувство омерзения, схожее с тем, которое испытывал его герой Комсток: «Интересно, сколько мусора смоет эта война, если мы сможем продержаться до лета?»106
Оруэлл был пацифистом, пытался вообще не реагировать на политику, но потом начал исповедовать революционный патриотизм. Той осенью вышло его эссе «Моя страна, правая она или левая», в котором он описывал уличные бои и засевших в отеле