— Гениально! — искренне восхитился я. — Снимаю шляпу. Никогда бы не додумался приспособить наше качество для службы секьюрити. Это как радиоуправляемый асфальтовый каток запустить на минное поле. Чья идея — моего брата или ваша?
— Общая — его и моя. — Потоцкий сложил ладони в замок. — Лев Ильич с ней пришел, а детали дорабатывали мы вместе. Нагель был последним из нанятых моими врагами. Самым большим спецом по убийствам и самым дорогим. Из-за своего послужного списка — Африка, Латинская Америка, Ближний Восток — он был обречен заранее. И после того, как тоже погиб, от меня, наконец, отстали… Но довольно истории и теории, Роман Ильич. Пора приступать к практике. Включайте… уж не знаю, как вы называете эту штуку у вас в голове. Ваш брат обычно шутил: «Внимание, открываю кингстоны!»
Эх, Левка, шутник хренов, мысленно вздохнул я и открыл заслонку
Нас разделяло метра полтора — расстояние, ничтожное для моих
Солнечный диск заслонила ниоткуда взявшаяся резвая тучка угрожающе-черного цвета. Остановив свой бег над Болеславом Яновичем, она пролилась на него бурным дождевым потоком, а потом растаяла. Это был не дождь, а водопад. Однако из всей Ниагары на меня не попало ни единой капли. Так-так-так! Пожалуй, это надо запомнить. Оказывается, моя кувалда иногда способна и на тонкую ювелирную работу — не хуже Левкиной спицы.
— Хороший у вас костюм, — заметил я. — Был.
— Неплохой, — согласился Потоцкий. Он вытащил из кармана пиджака носовой платок, выжал его и обтер промокшую белесую шевелюру. Признаюсь, он держался молодцом. — Бриони, коллекция двухлетней давности, поэтому я брал со скидкой — всего-навсего двенадцать тысяч евро. Но сукно идеальное. Высушат и прогладят — будет, как новенький.
Думаю, хитрец нарочно сказал «всего-навсего», чтобы меня поддразнить. И что же? Ведь сработало. Рассердившись на этого сноба, я поддался эмоциям и распахнул заслонку
Несколько мгновений спустя на солнце опять набежала тень. И это была уже не туча.
Глава семнадцатая
Где-то я читал, что, когда в знаменитом фильме «Птицы» потребовалось снять нападение пернатых на человека, приглашенные цирковые дрессировщики, как ни старались, не сумели добиться от птичек правдоподобия. Так что, в конце концов, режиссер был вынужден прибегать к комбинированным съемкам и мультипликации. Эх, подумал я, взглянув в небо, сюда бы сейчас на минуту Альфреда Хичкока. Старик бы обзавидовался.
— Закройте голову руками! — скомандовал я. — И зажмурьтесь! Да быстрее, черт вас…
Стая серых ворон пронеслась над головой шефа госкорпорации «Фармако», и каждая из птиц — подобно пикирующему бомбардировщику — по очереди сбрасывала на Болеслава Яновича порцию дерьма. Это выглядело смешно, но и величественно тоже: Потоцкий, закрыв глаза и защитив голову руками, стоял неподвижно, словно какой-нибудь монумент на городской площади, и медленно — плюх! плюх! плюх! — покрывался белыми пятнами жидкого помета. Лишь после того, как последняя ворона, отбомбившись, растворилась в небе, глава «Фармако» осторожно разлепил глаза, глянул на свой рукав и выдохнул:
— Ох, еж твою так…
— Теперь костюм от Бриони уже никогда не будет, как новенький, — злорадно сказал я. — Плакали ваши двенадцать штук евробаксов. И вам еще повезло, что мы живем не на Маврикии, к примеру. Тамошние дронты уделали бы вас сверху гора-а-аздо сильнее.
— Значит, я везунчик, — ухмыльнулся Потоцкий. Он не выглядел расстроенным. — Когда мне было лет тридцать, я поучаствовал в довольно грязной пиар-кампании. Вот, наверное, и прилетело за грехи молодости… Это что — всё? И вы не играли со мной в поддавки?
— Отнюдь. — Я развел руками. — Всё по-честному. Как ни удивительно, это максимум.
— Тогда возвращайтесь в кабинет. Найдете дорогу? А я пока умоюсь и сменю одежду…
Дожидаясь хозяина, я разглядывал фотографии в рамках. Сюжеты разнообразием не баловали: на каждом снимке был Потоцкий в компании какой-то персоны. Лица одних мне были неизвестны, а других я быстро узнавал: Иоанн Павел II, Иосиф Бродский, Стивен Спилберг, Илон Маск… Не без удивления я обнаружил на одной из совместных фото историческую лысину Дорогина. Да уж, глава «Фармако» — явно не из трусливых, подумал я. Вряд ли в России остались начальники, у которых на стене по-прежнему висит наш бывший верховный вождь. После 4 декабря он, мягко говоря, вышел из моды…