«Вес — 40! Пишу из последних сил. Рука дрожит, но надеюсь, что ты разберешь. Счастлив, что помог тебе купить дома и корабль, что ты, наконец, стал богат и весело скачешь на своих конях по своим угодьям. Живи и наслаждайся! Кому не помочь, как другу. Но не дай подохнуть тому, кто тебе обеспечил все это. Пришли хоть какие‑то крохи от моего гонорара, тысяч 60 долларов, чтоб как‑то укрепить здоровье. Третью неделю нет желудка. И не думай, что это запор. Не с чего!!!»
Кусок не лез в мое горло. Мне неловко было пить кофе на набережной.
Взяли Кабул, и почтальон принес гонорар от Гуттенмахера — 15 долларов.
Мне было стыдно отсылать такую сумму Жужанскому. Я отдал ее почтальону.
— Мерси боку, — сказал он.
Я пошел в «Народный банк». В ссуде мне отказали.
Я продал свой подержанный «Форд» и отправил Жужанскому две тысячи долларов — все, что мне дали.
Он не ответил. Писем больше не было. Звонков тоже.
Прошло несколько лет. Я жил в небольшом домике у моря, где‑то между Неаполем и Римом. Лето стояло жаркое, цикады пели лениво, и даже машинка отказывалась стучать.
Однажды утром, когда вдруг испытываешь симпатию к людям — в Италии это чаще, — в дверь постучали. Я открыл. В проеме, совершенно седой, в сандалиях на босу ногу, на фоне моря стоял Жужанский.
— Что носят в Италии? — спросил он, — и почем земля в Бельгии?..
Голос его был полон горькой иронии. Он осматривал мой жалкий дом.
— И это все на мой гонорар! — трагически произнес он.
Волосы его развевались на жарком ветру.
— Я три года на Западе, Барабулька, и уже опубликовал «Хурму».
На гонорар я купил новые штаны и приехал к тебе, но у меня осталось еще на ресторан «Маре адуэрро», за углом. Ты не откажешься поклевать с буревестником свежей рыбки?..
Мы вышли, обнявшись.
— Как по — итальянски «старый мудак»? — спросил он.
Вечера у камина
Сельма нервно смотрела на часы. Самолет опаздывал. Наконец он появился в утреннем небе, приземлился и подали трап.
Струйка людей потянулась вниз.
«— Он выйдет последним, — думала она, последним…»
Оскар вышел последним. Он не торопился. Он остановился в дверном проеме и начал болтать со стюардессой. Та смеялась…
«— Так он торопится к сестре, которую не видел 44 года! — подумала она, — такой же, как и был, годы ничего не меняют».
Потом Оскар начал спускаться по трапу, не торопясь, насвистывая.
Сельма видела все это в бинокль. Она б убила его. Она опаздывала — оставалось десять минут.
— Оскар, — завопила она, — Оскар!
Он шёл по летному полю с молодой женщиной.
«— Может, он женился, — думала она, — совсем сдурел! Я же пригласила его одного. Куда я дену двоих?»
Появился он минут через двадцать, слава Богу, один. Они обнялись.
— Ну, как ты здесь, сестричка? — спросил он.
— Побежали, я тебе все расскажу по дороге.
Они понеслись к машине. Оскар еле поспевал.
— Куда мы так торопимся?
— На кладбище, — сказала она.
— На кладбище?! — он застыл.
— Да, да, — она подтолкнула его, — я покупаю место на кладбище.
— К — кому?
— Себе, мужу, я знаю.
— Ты себя плохо чувствуешь? — спросил он.
— При чем здесь здоровье?! — удивилась она, — земля дорожает!
За последний год на 7 процентов! Представляешь, сколько она будет стоить, если я еще протяну десяток — другой?
Она забросила его в голубой «Вольво», нажала на газ.
— А — а, черт! — ворчала она, — сколько машин! Час пик. Сейчас у нас круглые сутки час пик.
Она чертыхалась, била рукой по рулю, клаксонила.
— Куда ты так торопишься? — спросил он, — мы не виделись 44 года.
— Там чудесный участок, — сказала она, — его могут отдать. Ты не мог чуть быстрее выйти из самолета?
— Я уже давно никуда не тороплюсь.
— Ты — нет, а я — да. Это чудесный участок, в тени, последние годы я на солнце чувствовала себя не очень…
Она наконец вырвалась на простор и погнала.
— У тебя 160! — сказал он.
— У нас нет ограничений, ты не знаешь?
— Ты всегда так водишь?
— С чего ты взял? Ты же знаешь, куда мы едем!
— Ты летишь на кладбище, как на первое свидание, — сказал Оскар.
… Место действительно было в тени. Сельма внимательно изучала его. Оскар печально сидел на своем чемодане.
— Вот мое место, — показывала Сельма, — вот мужа, вот детей, тут внуки… — Она указала на место чуть поодаль, — Хочешь?
Оскар вздрогнул.
— Не стесняйся! Дарю!
— Не надо, — Оскар замахал руками, — это же дорого, что ты!
— Для брата?! Что жалко для брата?!!!
— Я понимаю… И все же… Подари мне что‑нибудь попроще. Баночку кофе…
— Понимаю, — протянула она, — ты уже купил себе место в Риге…
— Нет, — признался он.
— Понимаю, — опять протянула она, — у вас нет и кладбищ! Ни мяса, ни мыла, ни кладбищ.
— Сестрица, — сказал он, — я впервые на Западе, мы не виделись 44 года, давай поговорим о чем‑нибудь другом.
— Ты прав, я совсем обалдела. Расскажи мне о себе, все, все, подробно!
Он покосился на памятники, могильные камни.
— Может, в другом месте?.. — спросил он.
— Почему — бы и нет? Сейчас оформлю — и поедем. Так тебе брать или нет?..
Они снова мчались, на этот раз к Копенгагену.