Министр любви [сборник рассказов]

— Завтра я сбиваю Каца из Киева, — отрезал Айсурович, — потом Ривкин из Брянска, я не могу сбивать несколько раз в день — это требует большого психического напряжения. Если я буду сбивать несколько раз в день — я таки собью! И потом, сегодня «скорая» возит в шестую больницу, а там Зелик. С ним все будет легче. Итак, угол Падомью и Райниса, вечером, в 8 часов, на красный свет. Я буду на грузовичке.

Жена поднесла Айсуровичу кисло — сладкое мясо…

— Ну, главное устроили, — говорил Зовша на набережной, — теперь свидетели. Свидетель должен вызывать доверие.

— Тогда Люсик, — сказал я, — Люсик и Бенечка.

— Я говорю «доверие» — ты говоришь «Люсик»! Какой еврей сегодня вызывает доверие?! Тем более, когда один еврей сбивает другого. Свидетели должны быть людьми коренной национальности. У меня есть двое латышей — Ивар и Янка — отличные ребята, оба сидели, поют в хоре «Саркана Звайзгне», с удовольствием делают все, что идет против нашей любимой советской власти.

— Что в сотрясении антисоветского? — поинтересовался я.

— Вызов прокуратуре, судебным органам, — разъяснил Зовша.

Ивар и Янка дали согласие.

— Лабс! — сказали они, — руки чешутся по настоящему делу.

Мы взяли такси и покатили на взморье.

— Мужайся! — сказал Зовша и обнял меня.

Я вернулся на дачу и вышел на балкон. Желтые листья летали по нему. Ветер с моря переворачивал страницы Торы.

— «Вот завтра меня собьют, — подумал я, — так и не дочитаю Книги, так и не выйду из Египта…»

Мне очень не хотелось лежать в египетской земле. Мрачные мысли окутали меня.

Я спустился и побрел к морю. Песок был холоден, кричали чайки.

— Каждый еврей, — повторял я, бродя вдоль моря, — должен выйти из Египта. Каждый еврей…

Я вернулся на дачу, налил себе индийского чаю и до утра наслаждался Торой.

— «Где ты»? — перечитывал я вопрос Бога к Адаму, после того, как тот съел яблочко. И я уже понимал, что это не вопрос географии.

Бог прекрасно знал, где спрятался Адам. Бог спрашивал Адама и спрашивает каждого из нас «Где ты?». Справедливо ли ты живешь?

Выполняешь ли предназначение человека на земле — «Где ты?» Адам не ответил прямо на этот вопрос.

О себе я мог сказать совершенно спокойно: — в жопе!

Мало того — через несколько часов мне надо было еще идти под машину Айсуровича.

— Не пойду, — сказал я Зовше, — я хочу выйти из Египта.

— И, умножая знания, мы умножаем скорбь, — вздохнул Зовша, —

зачем я тебе дал Тору?.. И потом — как можно выйти, когда ты подписал бумажку о невыезде?

— Я не хочу лежать в египетской земле, — сказал я.

— Что такое?! Ты только на нее упадешь. Айсурович — маэстро своего дела! А! Зачем я тебе дал Тору?!..

Наступил вечер. Я помню его. По небу бежали тучи. Тени в парке были синими. Начинали зажигаться фонари.

Мне не хотелось под машину.

Я боялся — может, Айсурович вместо тормоза нажмет на газ — он был не вполне вменяемый, — может, не рассчитает и меня укокошит.

Муторно было у меня на душе.

Свидетели уже были на местах. В новых костюмах, в модных тогда кожаных галстуках.

Я ждал грузовик Айсуровича. Его не было. Начал накрапывать дождь. Становилось неуютно. Свидетели показывали на часы — они были недовольны.

— Где Айсурович? — спросил Янка, — почему он опаздывает?

— Я не знаю, — сказал я.

— Латыши никогда не опаздывают, — заметил Ивар — и евреи раньше

не опаздывали — в восемь так в восемь! Вот что с ними сделала советская власть! Тебя должны были уже сбить!

— Я не виноват, — заметил я.

— Мы, латыши, любим пунктуальность — еще десять минут и мы уходим.

— Я вообще‑то не тороплюсь, — заметил я.

— Продукт советского воспитания, — сказал Ивар, — если б меня кто‑то не сбил в назначенное время — я б тому не подал руки.

Айсуровича все не было и не было. Мы промокли. Зовша ходил кругами и кусал губы.

— Свейки, — сказали латыши и двинулись прочь.

Зовша побежал за ними, что‑то кричал о дружбе народов, о тюрьме, о порядочности.

— Мы, латыши — пунктуальны, — сказал Ивар, и они скрылись за углом. И в это время вырулил на вонючем «запорожце» очумелый Айсурович и попер прямо на меня.

— Ша, — остановил его Зовша, — ша, тормози, нечего давить, свидетели сбежали! Где ты был, фарбрен зол сту верен?!

— Не мог достать грузовик, — объяснил Айсурович, — кто‑то его спер, будем сбивать этой консервной банкой.

— Варт, — сказал Зовша, — крутись пока здесь, я пойду за свидетелями.

Он побежал звонить в кафе «Луна». Взлохмаченный Айсурович кружил.

Я промок до нитки.

Вскоре прикатили Зямка и Рувик.

— Ничего другого не было, — извинялся Зовша, евреи, в очках, ничего не видят. Как им поверят — не знаю. Но что делать?

Он расставил Зямку с Рувиком по местам и дал сигнал Айсуровичу.

— Будет красный — иди, — крикнул мне Айсурович, — понял?!

Асфальт был мокрым. У меня начался дикий мандраж — я знал, что при дожде тормозной путь увеличивается, попрощался с жизнью и заковылял на своих костылях на красный свет. Я даже закрыл глаза. Я перешел всю улицу — меня никто не сбил.

— Проклятый, не заводится! — слышал я крик Айсуровича, — вонючая машина. Он что было сил стучал по карбюратору. Мотор ожил.