Минная гавань

Прошло несколько минут, и, сотрясая корпус, заработали на холостом ходу главные дизеля. Механизмы пришли в движение, на приборах замигали разноцветные контрольные лампочки.

Седьмой отсек был довольно небольшим, тесноватым, но зато вполне спокойным и едва ли не самым уютным помещением на лодке. В самой корме виднелись трубы торпедных аппаратов с навесными приборами стрельбы и со звездами на крышках. Вдоль бортов протянулись койки. Все свободные углы заполнены прорезиненными водолазными сумками, деревянными ящиками и жестяными банками. Создавалось впечатление, что людям здесь ни пройти, ни развернуться без того, чтобы не задеть друг друга. Но каждый из них знал свое место и свои обязанности на любой случай корабельной жизни. Когда лодку готовили к выходу в море, в отсеках не было толкотни, а тем более — лишних слов. Виктор со Стофкой сразу же втиснулись в узкий промежуток между аппаратами и стали проверять механизмы. Михаил Канаков занялся креплением банок и ящиков по-походному.

В команде торпедистов Михаил служил меньше года. И хотя давно сдал все положенные зачеты, на равных со всеми стоял ходовую вахту и носил на груди значок специалиста третьего класса, он до сих пор не избавился от опеки со стороны Полувалова и Протопопова. В глазах старшины он был нормальным и толковым парнем, а по мнению Стофки — «полнейшим лопухом и чистоплюем, каких с флота гнать надо».

О «старичках» Мишка имел собственное мнение. Это позволяло ценить искреннее дружелюбие одного из них и не замечать самодовольную заносчивость другого. Мишка любил читать, особенно книги по кораблестроению. Он был не слишком разговорчив и немного стеснителен, как человек, не спеша и основательно привыкающий к новому для себя образу жизни.

Протопопова постоянно в нем раздражала подчеркнутая аккуратность. Но Михаил чувствовал себя неприятно, если роба на нем не поглажена, ботинки не вычищены до блеска, а волосы тщательно не расчесаны на пробор.

Многим казалось неправдоподобным, что после первого курса можно по своей охоте уйти из института, как это сделал Канаков, и попроситься служить на флоте. Особенно этого никак не мог понять Протопопов, который завалил вступительные экзамены в одесскую мореходку. Но Михаил знал, что делал…

Студенческая наука давалась ему без особого труда. Но, размышляя о своем призвании, он пришел к неожиданному выводу: прежде чем строить корабли, нужно узнать, какое оно, море… И ни разу еще Канаков не пожалел о том, что́ сделал вопреки отцовской воле, материнским слезам и недоумению товарищей.

Басовито и пронзительно, будто напрягаясь всем своим электрическим нутром, загудел корабельный ревун.

— У, душегуб, — простонал Стофка и накинул на него пилотку, — чтоб ты охрип или подавился!

— Швартовой команде наверх! — невозмутимо скомандовал Виктор, но в его голосе можно было угадать плохо скрытое раздражение Стофкиной вольностью.

Мишка выдернул из-под койки оранжевый спасательный жилет и вслед за Протопоповым побежал на верхнюю палубу. Он спешил, надеясь угнаться за проворным Стофкой, и потому то и дело на что-нибудь натыкался.

Швартовая команда выстроилась на корме. Мишка потянул носом свежий воздух, посмотрел на звезды, на деревья, подступавшие стеной почти к самому пирсу, и почувствовал себя счастливейшим человеком. Показалось, что сама Вселенная раскрылась перед ним, точно редкостная книга, которую предстояло запоем прочитать от первой до последней страницы. Хотелось дольше смотреть на эту необыкновенную ночь, чтобы потом вспомнить ее где-нибудь на глубине…

Швартовая петля, сброшенная с пирса, глухо шлепнула по воде.

— Лопух, — с язвительной душевностью сказал Стофка Михаилу, — швартовый надо с ходу подхватывать, чтоб мазутом не испачкать в воде.

— Оботрем, — примирительно ответил Мишка, вытаскивая хлопающий по борту мокрый трос.

— О собственные штаны, — посоветовал Стофка.

Канаков притворно вздохнул:

— Я бы предпочел о ваши, все равно их стирать надо.

— Молодой еще, — напомнил Стефан. Прищурив глаз, скривив рот, он по-пиратски внушительно посулил: — Будешь указывать старшим — на рею за уши вздерну. Просохнешь — поумнеешь.

Мишка промолчал: испачканный мазутом капроновый трос оставался на его совести. Вдвоем они быстро смотали трос на вьюшку и вновь стали лицом к борту.

В душе Мишка был недоволен собой. Стоило ли препираться с Протопоповым, чтобы потом самого себя упрекнуть в несерьезности. Но его будто подталкивал кто перечить каждому Стофкиному слову. Мишка считал себя человеком не гордым, когда был смысл у кого-то поучиться делу. Только Стофка не упускал случая вместе с дельным советом выказать и свое моряцкое превосходство. А этого Михаил терпеть не мог.

Под палубой надрывно завыли электромоторы. Спустя мгновение взбурлила у бортов вода. Пирс медленно стал отходить в сторону. На середине гавани лодка увеличила ход, и ветер сильнее задышал в лицо.

«Прощай, земля! Здравствуй, море!» — восторженно подумал Михаил и посмотрел на Стофку, ожидая увидеть на его лице такую же радость. Но Стофка был снисходительно спокоен.