Минная гавань

Он нашел этот выход, последний и единственный. Как торпеда, не захватившая цель на прямом курсе, он начал искать лодку, двигаясь по большому кругу. И когда уже почти не было надежды, лодка показалась в самом неожиданном месте, где-то внизу. Она зависла на глубине, как большая уснувшая рыба. Поначалу Владимиру так и показалось, и он из последних сил поплыл навстречу к ней, как к единственно живому существу, чтобы не оставаться здесь в полном одиночестве. Смутные обводы этой рыбы все больше прояснялись, пока наконец не обрели знакомый силуэт подводного корабля. Но Владимир лишь тогда поверил в свое избавление, когда рука его коснулась припаявшихся к днищу водорослей, пушистых и нежных, как волосы на голове ребенка.

Вскоре Линьков неуклюже стоял посреди отсека, и матросы стягивали с него отяжелевший гидрокомбинезон, с которого вода струйками стекала на палубу. Владимир посмотрел на часы, привинченные к переборке, и не поверил, что пробыл за бортом всего лишь двадцать минут. Но так как время уже не имело для него рокового смысла, он нисколько не удивился, а всего лишь приметил, что скоро заступать на очередную вахту. Владимир щурился от света и слушал, как чудесную музыку, голоса людей.

«Двадцать минут, — думал он, — будто ничего и не случилось. Да и что за такое короткое время могло случиться с человеком, у которого на берегу столько дел. И еще сто лет, сто лет…»

— Вот те раз, — огорченно сказал Илья Фомич, разглядывая его снаряжение, — а где нож, где ластина?

Линьков бессмысленно улыбнулся ему и вяло кивнул в сторону, — мол, за бортом осталась… Механик насупился и нарочито осерчал:

— Это не дело. Я ведь предупреждал. А теперь из твоего месячного содержания придется вычесть полную стоимость одного ножа и двух ласт. А это будет… — Механик задумался, деловито шевеля губами.

— Брось темнить, — вступился за Линькова штурман, — все равно ведь спишешь.

— Хм, спишешь… — недовольно буркнул механик. — Порядок должен быть. А то привыкли сидеть на моей шее. Вам дай волю, все растеряете, а мне отвечать.

До своей каюты Линьков еле добрался. Только лег на диван — и провалился в глубокую пропасть сна. Спал беспробудно и долго. Снилась глубина. Будто бы он без конца рвал сеть и никак не мог пробиться через нее к подлодке. Сеть вдруг заходила ходуном, затрясла его и заговорила голосом штурмана:

— …Да проснись ты. — Владимир еле размежил веки. — Вставай, а то прикажу из ведра тебя окатить.

— Отстань, — прохрипел Владимир, отпихиваясь, но заставил себя свесить ноги и сесть на диване. Ошалело помотав головой, спросил:

— На вахту?

— Успеешь, — ответил Вырин. — Через минуту «дипприем» в командирских апартаментах. Надень фрак.

Штурман выбежал, оставив дверь открытой. Пока Линьков протирал опухшее, заспанное лицо одеколоном и застегивал китель, Вырин метался по коридору и деятельно гремел в буфете посудой.

— Поторопись, — напомнил он, мимоходом заглянув в каюту и брякнув надетыми на пальцы стаканами.

Линьков резко встал, потянулся, сделал несколько энергичных боксерских движений, чтобы размяться, и вышел в коридор. Дверь командирской каюты была распахнута. Оттуда слышались умеренно возбужденные голоса, деликатный смех. «Тоже еще… развеселились», — подумал Владимир, переступая через высокий порог. Он был недоволен, что ему не дали доспать.

Шесть офицеров, свободных от вахты, разместились кто как сумел: кто на койке, кто в креслах, кто стоял, прислонившись спиной к переборке. Толя Вырин, наморщив лоб, со всей серьезностью вскрывал банку маринованных огурцов. На столе стояли несколько принесенных им граненых стаканов.

Вошел механик, бережно, будто хрупкую вазу, держа в руках небольшую канистру со спиртом.

— Вот, как приказано, — вздохнув, сказал он. Поставил канистру на стол, почтительно и вопрошающе глядя на командира.

Командир понимающе улыбнулся.

— Действуйте, Илья Фомич: символически, так сказать, по тридцать граммов.

— Все равно ведь нальет по двадцать девять, — не утерпев, высказался Толя Вырин. — Я его знаю…

Офицеры заулыбались.

Механик выстрелил сердитым взглядом в штурмана и принялся бережно, чтоб ни одна капля не пропала даром, разливать спирт по стаканам.

Командир, собираясь произнести тост, значительно и весело сверкнул глазами.

— В жизни каждого из нас есть дата, которую положено отмечать, надеясь на лучшее, — стал говорить Николай Петрович, слегка поворачиваясь всем корпусом то в одну, то в другую сторону, как бы поочередно обращаясь к каждому. — Пускай наша подводная судьба вносит неизбежные поправки, но мы и сегодня не изменим этой доброй традиции. С днем рождения, Владимир Кузьмич.

— За твои двадцать восемь, старик, — пояснил Толя Вырин.

— Забыл… — признался Линьков, растерянно глядя на товарищей, а про себя подумал: «Это как второй раз родился…»

Звякнули разом сомкнутые стаканы. Жгучая влага перехватила Владимиру дыхание. Он покрутил головой и впился крепкими зубами в огурец.

— Эхма! — с разудалым придыхом рявкнул Толя и сделал вид, что собирается хватить стаканом о палубу.

Механик испуганно и строго погрозил ему пальцем.