Минная гавань

— Брось, не набивай цену. Хлеб ты и раньше даром не ел. Но в белой сорочке от тебя все-таки пользы было куда больше. Рановато, друже Захарище, задним ходом отрабатывать стал.

— Рановато, пожалуй, только помирают да женятся. А все остальное в жизни бывает в самый раз или… слишком поздно.

— Ну, такая философия только на пенсии сгодится. А тебе до нее ой как далеко! Не надо себя обманывать. Не смог ты позабыть свое конструкторское дело, тянешься к нему, как сосунок к мамкиной титьке. И это сильнее тебя.

Захар смолчал, не желая продолжать этот бесконечный спор.

До вечера корабль «пахал» заданный квадрат. Когда же потускневшее солнце наполовину вдавилось в горизонт, с флагмана дали команду «Отбой учениям».

Домой корабли возвращались на успокоившейся волне. Возможно, поэтому обратный путь всем показался короче и веселей.

Спустя два часа после того, как тральщики ошвартовались у пирса, командиров пригласили в штаб для разбора закончившихся учений. Буторину хотелось как можно скорее высказаться, обменяться накопившимися за время похода мыслями.

Офицеры собрались в актовом зале. Это было довольно просторное, со вкусом обставленное помещение: потолок украшен богатой лепкой, на выделанных под мрамор стенах через равные промежутки расположились барельефы знаменитых флотоводцев, высокие окна забраны бархатными шторами. По светлому, начищенному до блеска паркету, казалось, неловко даже ступать. Предметом же всеобщей гордости считалась массивная, с хрустальными подвесками бронзовая люстра, добытая невесть из каких музейных подвалов благодаря личной предприимчивости майора Заставца. С легкой руки механика Зубцова это помещение именовалось «тронным залом».

Отворив высокую дверь, Семен Пугачев с неизменной доброй улыбкой предстал перед собравшимися офицерами. Он был в рабочем кителе и помятых брюках, вправленных в голенища больших яловых сапог, в то время как его товарищи, командиры соседних кораблей, успели переодеться в выходные тужурки. Буторин с высоты президиума послал Пугачеву недобрый взгляд, — мол, не годится приходить на совещание позже меня… В ответ на это Пугачев выразительно посмотрел на часы: он прибыл точно в назначенное время. Семен уселся в кресло и достал из кармана потертый блокнот.

Сначала выступали флагманские специалисты. Каждый из них обстоятельно разбирал действия личного состава корабельных боевых частей и служб, а под конец давал им общую оценку. Так выходило, что больше всего лестных слов «флажки» высказали в адрес экипажей Пугачева и Сомова — признанных лидеров соревнования по бригаде.

Капитан третьего ранга Сомов сидел неподалеку от Пугачева и что-то рисовал в толстой записной книжке. Очень подвижный, веселый, решительный, он был среди офицеров общим любимцем. Выбрав момент, Сомов подмигнул Пугачеву, давая понять, что первое место в соревновании им опять, вероятно, придется поделить между собой…

Потом выступали офицеры политотдела и тоже ставили другим в пример экипажи Пугачева и Сомова.

Заключительное слово взял комбриг. Его крупная фигура монументально возвысилась на трибуне. Под сводами зала раздался резкий, темпераментный голос. Буторин, обобщая предшествующие высказывания, придавал им собственное, как бы разложенное по полочкам толкование. Каждая мысль четко обозначена — отточена и выправлена, будто лезвие на оселке. Говорил комбриг, легонько поколачивая ладонью трибуну, как бы навечно припечатывая к ней наиболее важные свои мысли.

— И еще хотелось мне высказать некоторые соображения по поводу внешнего вида наших кораблей. Убежден, что ни один боцман не может жаловаться на отсутствие достаточного количества краски. Перед выходом в море я специально заглядывал в корабельные ахтерпики и в береговые шкиперские кладовки, — он развел руками, — мол, извините за такую мелочь, но мне до всего есть дело. — Чего там только нет: асфальтовый лак, охра, сурик. А шаровой краски — целый потоп. Хвалили здесь два корабля. Согласен: заслуженно хвалили. Но почему по возвращении из похода сомовский тральщик сияет свежей покраской, а вот пугачевский корабль в местах ржавления металла наспех заляпан суриком? Стоит на швартовых, будто пятнистая пантера на привязи. Я понимаю, — комбриг поднял большую ладонь, как бы упреждая возможные возражения, — вы можете сказать, что почистить и выкрасить корпус можно и на берегу, а в море и без того забот хватает. Что ж, вполне резонно. И тем не менее позволю себе еще раз вернуться к вопросу об элементарной морской культуре. Выход в море для нас — это праздник, возвращение с моря — вдвойне. А под праздник, как известно, хороший хозяин в своем доме непременно белит печь, красит полы и надевает чистую рубаху. В походе все надо успевать — и по мишеням стрелять, и тралы ставить, и корабль содержать в полном порядке.

«Ну, все ясно, — подумал Семен, — повод есть. И первого места опять нам не видать…»