Минная гавань

Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки медовары
В пещерах под землей…

— Вот оно что, — Ледорубов понимающе улыбнулся. — К берегам «туманного Альбиона» мы сегодня, пожалуй, не пойдем. Уже поздно, и мама, надо полагать, беспокоится.

— А где этот остров? — спросил Кирюшка с таким интересом, словно ему было крайне необходимо там побывать.

— Там, — Ледорубов махнул рукой в сторону горизонта и приказал: — Право на борт! Курс — к родным берегам.

Катерок плавно развернулся у выхода из бухты и помчался к тральщику.

Ледорубов стоял у мальчика за спиной. С его лица не сходила блаженная, умиротворенная улыбка, точно он катал по бухте собственного сына. Мальчик удивительно напоминал ему Ирину: такие же большие выразительные глаза, пушистые ресницы… В эти минуты Захар с особой силой почувствовал всю вынужденную никчемность своего одиночества.

Настало первое сентября. Помня о своем обещании, Захар торопился к школе. В руках он держал пышный букет осенних цветов, который загодя купил на городском базаре. Школьники уже выстроились по классам перед входом в здание. Сквозь плотный родительский заслон Ледорубов протиснулся к первоклассникам. Еще издали увидел Кирюшку. Хотя Ирина стояла рядом, мальчик постоянно оборачивался, кого-то выискивая взглядом в толпе. Увидев Захара, Кирюшка не утерпел, бросился навстречу.

Ледорубов обнял малыша и вручил ему букет.

— Кирилл, — укоризненно сказала мать. — Ну как ты себя ведешь?

И все же в ее глазах Ледорубов не заметил строгости или раздражения оттого, что он появился некстати. Напротив, она даже поблагодарила его улыбкой. Захар придвинулся к Ирине и поздравил ее с началом учебного года, будто не кто иной, как она сама, был главным виновником торжества.

— Спасибо за цветы, — ответила Ирина. — Я вчера весь город обегала, так и не достала приличных.

Захар сделал снисходительное лицо, — мол, стоит ли говорить о таких пустяках.

Раздался первый звонок, и школьники гуськом потянулись в распахнутые настежь двери. Вскоре школьный двор опустел.

— На службу не опоздаешь? — спросила Ирина, взглянув на ручные часики.

— В такой день опаздывать разрешается, — нашелся Захар. — К тому же я уполномочен от всего экипажа.

— Тогда другое дело. А мне пора на работу.

— Я провожу? — предложил Захар.

— Ну, что ж…

Выйдя со двора на улицу, они направились в сторону парка.

— Чудесный у тебя сын, — сказал Ледорубов.

— Такой, как все дети. Необыкновенный он только для меня.

— Э нет, — решил поспорить Захар. — У него есть уже своя мечта. Он любит море.

— Только не это. — Ирина протестующе подняла руку, как бы запрещая Ледорубову говорить.

Миновав арку, они пошли по знакомой аллее, где когда-то встречались.

— Помнишь?.. — спросил Захар.

— На то и существует человеческая память… — Ирина искоса, выжидательно поглядела на него.

Ледорубов решил, что именно сейчас настал подходящий момент, когда они должны наконец-то объясниться. И он решительно начал:

— До сих пор казню себя за то, что мы так нелепо расстались…

— Не я в этом виновата, Захар…

— Разумеется, не ты. Из всех ошибок в моей жизни — именно эта самая непростительная. Порою мне кажется, что, будь мы вместе, я сумел бы избежать многих неудач.

— Возможно. Только об этом уже поздно говорить.

— Но почему?!

— Да потому, что ты женат. А у меня сын растет.

— Это не преграда. Со своей женой я расстался. — Ледорубов остановился, взял Ирину за плечи и повернул к себе. — Одно твое слово, и мы навсегда вместе.

— Нет, Захар, — она мягко, но решительно отвела его руки. — После смерти Семена я люблю одного лишь Кирюшку. Я уже не в состоянии раздваиваться… Я измучена… Пойми меня и не осуждай.

— Хорошо, Ирина, — не терял надежды Захар. — Допустим, что ты не любишь меня. Но Кирюшке нужен отец.

— Только мне, Захар, никто больше не нужен.

— Я понимаю твое состояние. И я буду ждать…

— Ничего не могу и не хочу обещать. Прощай, — и она скрылась в дверях библиотеки.

Шагая к выходу из парка, Ледорубов негодовал на Ирину и все же не мог не преклоняться перед ее твердостью. Его восхищало, что даже в неутешном своем горе она оставалась до конца искренней и честной.

И все-таки в душе Ледорубов не терял надежды. Отчего-то казалось, что уж не настолько он безразличен Ирине, чтобы ничего для нее не значить.