Minni. Призвание – любить

…Покинув Данию, после недолгого пребывания с родителями в Дармштадте, Николай продолжил турне по Европе. Отправился в Италию. Но новые впечатления не могли отвлечь его от мыслей о невесте, от воспоминаний о тех счастливых днях в Копенгагене.

Из Рима он шлет восторженное письмо брату Александру: «Если бы ты знал, как прекрасно ощущать себя влюбленным и знать, что тебя любят тоже. Так грустно быть так далеко в разлуке с моей милой Минни, моей душкой, моею маленькою невестою. Если бы ты ее увидел и узнал, то верно бы полюбил, как сестру. Теперь со мною всегда медальон с ее портретом и локоном ее темных волос. Мы часто друг другу пишем, и еще чаще я вижу ее во сне. Как мы с ней целовались, прощаясь, до сих пор мне иногда чудятся эти жаркие поцелуи любви! Хорошо было тогда и так невыносимо теперь: вдали от моей милой невесты… Желаю и тебе от души так же любить и быть любимым».

Однако на смену этим радужным настроениям и светлым мечтаниям Николая пришли дни невыносимых страданий. Обострилась старая болезнь. Врачи никак не могли понять, что происходит с наследником, какой недуг так безжалостно подтачивает его организм, и совершенно не представляли, что с этим делать. Посовещавшись, решили, что пришло время ему пройти тот самый, давно назначенный, курс закаливания. И заставили Николая в течение нескольких недель подолгу отсиживаться в ледяной морской воде. Было это в небольшом голландском городке Скевенинге, неподалеку от Гааги.

Эти купания стали для наследника роковыми. С каждым днем он чувствовал себя все хуже и хуже. К концу этого «целительного курса закаливания» несчастный уже едва передвигал ноги и походил на живой скелет, обтянутый кожей. И только тогда перепуганные врачи отменили эти губительные процедуры. Наследник начал потихоньку приходить в себя.

Ему бы теперь на родину, на покой, под родительское крыло и надзор хороших докторов, ведь говорят же, что дома и стены помогают, но нет, нужно следовать монаршим указаниям – продолжать не нужные никому визиты многочисленной родне, разбросанной по всей Европе. Впереди – Нюрнберг, Штутгарт, Тироль, Венеция…

В Венеции Николая снова настиг жестокий приступ болезни. Боль в спине стала невыносимой. Ему уже было совсем не до романтических прогулок на гондолах по венецианским каналам, не до музейных сокровищ, не до театра. Но путешествие продолжается. Как в тумане, промелькнули Милан, Турин, Генуя…

Между тем ничего не подозревающая королева Луиза шлет императрице Марии Александровне письмо.

«Мое сердце переполнено смешанными чувствами, – пишет она, – и мои мысли теперь обращаются к Вам, моя дорогая кузина, к Вам, кто скоро будет вместо меня рядом с моей любимой дочуркой… Вы, конечно, поймете те чувства, что испытываю я сейчас: счастье, смешанное с грустью, которую невозможно вынести при мысли о том, что это последние деньки, которые проводит наша Дагмар дома, на родине».

До Ниццы Николай добрался уже зимой. К тому времени он был настолько изможден, что еле передвигался. Но врачи все так же беспомощно разводили руками, не понимая, что с ним происходит. Дошло до того, что Николай окончательно слег и уже не в силах был даже самостоятельно вставать с постели. Болезнь стремительно прогрессировала, и в апреле произошло страшное – кровоизлияние в мозг.

А в далеком Копенгагене Дагмар сердцем почувствовала беду. Мать часто застает ее сидящей в одиночестве в своей комнате за молитвенником со слезами на глазах. Одно за другим летят в Ниццу ее встревоженные письма. Но в ответ оттуда – лишь какие-то неопределенные вести, которые не успокаивают, а лишь усиливают тревогу. Императрица Мария Александровна, которая к тому времени из Дармштадта примчалась в Ниццу и теперь все время находится рядом с сыном, не хочет расстраивать невесту и ничего не пишет ей о тяжелом состоянии Николая.

И все же Минни сердцем чувствует надвигающуюся беду.

В Ницце лучшие врачи Европы и России уже в один голос заговорили о том, что положение Николая безнадежно и трагический конец неизбежен. К постели умирающего стали съезжаться родные и близкие. Из Петербурга прибыл император Александр II и младший брат Николая – Александр. Почти одновременно с ними из Дании вместе с матерью приехала принцесса Дагмар, которую вызвала императрица Мария Александровна «для последнего прощания» с женихом.

Это было первое крушение надежд, первое страшное жизненное испытание в череде отведенных принцессе судьбой. Уходил из жизни ставший дорогим ей человек.

К постели умирающего врачи подпустили ее лишь на следующий день после прибытия. В десять часов утра принцесса Дагмар с замиранием сердца вошла в комнату, где лежал умирающий, подойдя к постели, увидела того, кто еще совсем недавно просил ее руки, кого она мысленно уже представляла своим супругом, спутником всей своей жизни. Николай был в сознании и узнал ее, и на изможденном, землистого цвета лице умирающего появилась слабая улыбка.

– Минни, мой ангел… Как жаль, и как больно… – одними губами, едва слышно, прошептал он.