Минни (СИ)

Еще один вздох, еще мановение ока —

Ты увидишь свой прежний сон: журчащий ручей и горящий огонь,

Меч, юный король и белая лошадь.

В темной дали ночи дуют мощные ветры…

Это приходит заря, это наступает рассвет.

Замри в ожидании дня. Замри и слушай музыку арфы.

Отдохни, Волшебник, пока гаснет огонь в очаге,

Гаснет край небес, и все

пропадает за солнцем вслед.

Довольствуйся малой искрой угольев в очаге

и дыханием мороза за порогом…

Гермиона присоединилась к аплодисментам, когда музыка смолкла. Она отпила вина и вздохнула, вспоминая шум моря на пляже.

— Тебе так сильно недостаёт его? — спросила Нарцисса.

— Кого?

— Хватит, Гермиона! — она поморщилась. — Ты прекрасно знаешь, о ком речь. Я не дура, я видела, что между вами происходило.

Девушка опустила голову, кусая губы.

— Я не знаю… Может быть, но… Его всё равно не вернуть.

Нарцисса хмыкнула, и девушка решила задать ответный вопрос.

— А вам… вам так же сильно недостаёт её? Беллатрисы?

— Ты не знала её так, как знала я.

— Вот уж нет! — Гермиона даже приподнялась на стуле от возмущения. — Или вы забыли, как она пытала меня прямо у вас под носом?! Что хорошего можно сказать о женщине, которая довела до безумия родителей бедного Невилла? Она оставила его сиротой!

Нарцисса задумчиво молчала, покачивая ногой, и смотрела на неё сквозь янтарный напиток в бокале.

— Ты мало общалась с Тёмным Лордом…

— И слава богу!

— И поэтому не сможешь понять, чем он так привлекал нас всех, — будто не заметив комментария девушки, медленно продолжила она. — Он был великим. И действительно мог сделать из волшебника личность. Белла была совсем другой до встречи с ним. Тёмный Лорд вдохнул в неё жизнь, уверенность в своих силах, но вместе с тем и изуродовал…

— А Люциус? Почему вы не… были близки с ним?

— Когда-то он предал меня. Белла доказала, что никого роднее и ближе её у меня нет. Что она-то не предаст точно…

Снова зазвучала волшебная арфа, и казалось, её струны — струны души каждого на этой террасе. Гости отложили вилки и затихли, прислушиваясь к чудесным звукам.

— Дон-дин, ты звени-звени,

Колокольчик мой, я опять один

В мраке фонарей, в свете паутин,

В свете наугад мой печальный взгляд.

Люциус закрывает её собой у Стоунхенджа. Его заклятья бьют с такой частотой, что Артур едва успевает уворачиваться. Она сжимается от страха, и колокольчики на поясе звенят.

«Минни, малышка…»

— Дон-дон-дин,

Может быть во сне, может наяву

Встретимся с тобой, милый друг,

А пока лишь до-он-дин.

Люциус печален и небрит. От него пахнет коньяком и жжёным вереском. Он гладит её снова и снова в густой темноте, задевая серебряную цепочку. Колокольчики звенят.

«Минни, малышка…»

— Дон-дин, ты звени-звени,

Колокольчик мой, я опять один.

Плачет мой камин, месяц мой во мгле,

Плачет мой камин, дон-дон-дин, дон-дин.

Может быть во сне встретимся с тобой, милый друг,

А пока лишь дон-дон-дин.

Он входит в неё снова и снова, обжигая висок горячим дыханием, и она бесстыдно выгибается навстречу. Белые волосы скользят по щеке вверх и вниз, узкие соблазнительные губы накрывают её рот, приглушая стоны. От каждого толчка колокольчики звенят.

«Минни, малышка…»

— Дон-дин, ты звени-звени,

Колокольчик мой, только ты со мной, я опять один,

Дин…

Гермиона закрыла глаза. Он поймала губами скатившуюся по щеке слезу.

«Никогда. Больше никогда…»

* * *

Гермиона ходила по спальне кругами. Писем от Гарри не было вот уже две недели.

По всему Кале мигали разноцветные гирлянды и колокольчики, яркие вывески «С Рождеством!» и венки из еловых веток, перевитые алыми лентами. На Оружейной площади прохожим махал рукой пластиковый Санта-Клаус в человеческий рост, на батарейках. Повсюду слышался весёлый смех и французские рождественские песни вроде «Noël Joyeux Noel» или «Les Anges Dans Nos Campagnes». Но Гермионе было не до веселья. Драко по-прежнему отмалчивался, не отвечая на письма, словно пропал без вести.

Люциус снился каждую ночь, и зелье сна без сновидений, чёрт бы его побрал, не помогало. В Кале-Нор на Рождество приехала давняя подруга Нарциссы, мадам Левек, и единственная собеседница теперь пропадала в гостях в полумиле от дома.

Кто бы год назад сказал, что её лучшей приятельницей станет миссис Малфой, Гермиона засмеяла бы. Но теперь без её общества стало совсем тоскливо, а стены особняка давили своим безмолвием и чопорностью, как и чванливые портреты Малфоев с постными минами.