Девушка избегала ярких красок и радостного настроения предпраздничного Кале. Когда становилось совсем невмоготу от давящего отчаяния, она трансгрессировала в Курган, чтобы побродить в старой Ньельской крепости. Искрошенные ветром, волнами и временем стены долгие годы защищали город от штормов и, обманчиво казалось, могут оградить и от боли одиночества. В холодные дни, когда норд-ост пробирал до костей, Гермиона сидела в библиотеке или гуляла по узким улочкам района Сен-Пьер, среди мрачных громад музеев, старых заводов по производству кружев и маленьких магазинчиков.
В очередной раз взглянув в окно, она сжала пальцами подоконник. Горизонт охватило багровое зарево заката. Казалось, небо над Кале покраснело от пролитой крови: оно полыхало неистовым пламенем, сгорая в смертельном пожаре. Сразу вспомнились кошмары, где Люциус со страшным криком гибнет в огне.
Гермиона прикусила губу, не чувствуя боли.
«Это никогда меня не отпустит. О, Господи!..»
Она снова принялась расхаживать по комнате, на ходу трансфигурируя кисти на шторах в золотые и серебряные колокольчики и обратно.
В окно раздался стук.
Гермиона бросилась к нему, торопливо дёргая задвижку и впуская Цезаря. Чёрный филин вежливо протянул лапку с привязанным конвертом и недовольно ухнул, потому что девушка начала надрывать край, а не угостила его печеньем.
Она читала письмо и чувствовала, как пол уходит из-под ног.
Слёзы полились бесконтрольно, капая на жёлтый пергамент и размывая чернила. Боль пронзила сердце. Казалось, будто лезвие гильотины опустилось на душу, разрубая надвое.
Так почему мучительно больно оттого, что не успела найти их, чтобы сказать… чтобы просто вернуть память и сказать, что любит их?
Почему?
«Мама… Папа…»
Глава 12
Гермиона спустилась в гостиную с твёрдым намерением напиться. Так хотелось усыпить боль от потери родителей, загнать её куда-нибудь в дальний уголок сознания или хотя бы приглушить, что девушка решительно достала из бара бутылку шотландского виски. Нарциссы всё ещё не было, и Гермиона чувствовала себя полноправной хозяйкой.
«Зачем Гарри прислал письмо? Какого чёрта он не сказал об этом лично?! Ему ли не знать, каково терять родителей!»
Из-за горькой пелены слёз тёмная гостиная поплыла перед глазами. Гермиона крепче сжала горлышко бутылки и поплелась в спальню, держась за дубовые перила. Напиваться в присутствии предков Малфоев не хотелось. К тому же, если они отпустят очередной едкий комментарий насчёт чистоты её крови, есть вероятность того, что виски полетит прямо в портрет обидчика, а это опять порча имущества ненавистной семейки, и клятва снова взыщет с неё.
Слёзы стекали безостановочно. В глазах всё так расплывалось, что ей почудилось, будто на втором этаже рядом со спальней Нарциссы мелькнула высокая фигура и волна белых волос.
— Привет, Люциус! — девушка истерично хихикнула и приветственно махнула рукой. — Чистокровные Малфои в отличие от магглов бессмертны, да?!
Она захлопнула дверь, поставила бутылку на столик, рядом со злополучным письмом от Гарри, и бессильно упала в кресло. Хотелось стереть весь этот несправедливый мир вместе с глупыми шторами в коричневую полоску, вместе с нелепым синим платьем с этой дурацкой тесьмой по подолу. Пожар за окном угас, оставив только россыпь иссиня-чёрных углей, среди которых искрами вспыхивали первые звёзды. В нетопленной спальне стало холодно и неуютно, но согревающие чары накладывать не хотелось. В память о погибших родителях пусть вечер остаётся маггловским. Да и согреться можно иначе.