— Tea… умоляю… позвони домой и скажи, что с тобой все в порядке и что ты вернешься к вечеру. Или даже днем, но попозже… Tea… я прошу тебя…
— Ну, хорошо, — сказала она. — На этот раз пусть будет по-твоему. Но впредь я буду с тобой осторожнее, ты человек опасный и, похоже, готов на все.
И она пошла звонить. А Г. Р., откинувшись на подголовник и закрыв глаза, бормотал: «О, боже… это невозможно… невероятно… я этому не верю…»
Большую часть летних каникул Tea провела, путешествуя с родителями, и Г. Р. получил от нее несколько открыток без обратного адреса. По открыткам он понял, что семья Теи была во Франции, а потом в Италии. Вернувшись, Tea снова встретилась с Г. Р.
Каникулы подошли к концу. Они договорились писать друг другу, но Tea взяла с Г. Р. слово, что он будет держать себя в руках. Она сказала при этом, что начало их отношений было, на ее взгляд, слишком бурным. Теперь, когда, так или иначе, они должны были расстаться на несколько лет учебы в университете, у каждого из них будет достаточно времени, чтобы проверить себя.
— Я уже прошел проверку, — запротестовал Г. Р. — И получил диплом с отличием… ты же сама это видела.
— Но я, в отличие от тебя, не гений, — сказала Tea. — Наберись терпения и будь умницей.
У Г. Р., когда он уезжал в университет, было тяжело на сердце. Он был готов к чему угодно.
Они встречались три раза в год на каникулах, между семестрами. В первый год Tea согласилась встретиться с ним только при условии, что он не будет ей писать — слова, написанные на бумаге, извращают действительность. Написанное, считала она, может подвигнуть человека к тому, что он сам уверует в свои фантазии и оторвется от реальности. У Г. Р. не было выбора, и он принял эти условия. На второй год запрет на письма был снят, а на третий, когда переписка стала потребностью для обоих, Г. Р. набрался смелости и рассказал Тее подробно о том, о чем она либо догадывалась, либо знала в общих чертах: о разводе родителей, о его неприязни к отцу и о матери, которой он обязан душевными потрясениями, полностью изменившими его внутренний мир… так писал он Тее, стараясь избегать каких-либо подробностей и конкретных объяснений.
В тот же год они совершили первое совместное путешествие. Он снова получил от отца подарок, и опять «Ламборджини» только не красную, а белую (ту, первую, «лягушку», он почти сразу продал). Они поехали в Нормандию, в глухую рыбацкую деревушку, называвшуюся Ле-Картуа; побросали вещи в номере и пошли на берег моря. Было время отлива, и они едва ли не километр шли вслед за сборщиками ракушек, бросавших свою добычу в плетеные корзины. Они шли, взявшись за руки, и переплетенные их пальцы часто сжимались, словно в поисках убежища от мыслей о предстоящей им ночи; оба думали о том, что должно было произойти, и он знал, что об этом думает она, а она знала, что об этом думает он.
В первую ночь все было совсем не так, как это представлялось и ей и ему, — Tea склонна была объяснять это тем перевозбуждением, в котором весь день находился Г. Р. Утешить его могло лишь то, что Tea вовсе не казалась разочарованной. Когда он малодушно попросил у нее прощения и начал что-то объяснять, Tea его прервала словами «мой чудный идиот». После чего пропела панегирик его красоте и его сложению. Она сама во всем виновата, обнимая его, говорила Tea, это ведь она так долго все затягивала, она в нем нисколько не сомневается, нисколько, она просто уверена, что все будет хорошо. Он не должен сердиться на нее, он должен помнить — это для нее первый раз, и она всего лишь неопытная дурочка.
Г. Р. был тронут до слез ее деликатностью, и у него едва хватило сил, чтобы не расплакаться. И в ту же ночь он дал себе клятву, что он все деньги, которые за первый год заработает в отцовской конторе, потратит на королевский подарок для Теи. У него не было ни малейшего представления, что это будет за подарок, который, как он мечтал, ее поразит в самое сердце, сейчас не время было углубляться в детали… а пока что он сходил с ума от подарка, который получил от нее.
Около трех недель ехали они по дорогам Франции, и их последняя остановка в Экс-ан-Прованс завершилась фантастической любовной ночью. Tea испытывала удовлетворение и гордость. Она смотрела на свое отражение в зеркале, и то, что она видела, ей нравилось. Она стала настоящей женщиной! На миг, не более, в ее сознании всплыли фразы из писем, которые вот уже четыре года она получала от странного неизвестного ей человека, столь же мудрого, сколь и несчастного. «Я не виновата, — сказала Tea своему отражению в зеркале. — Незнакомец… я никогда тебя не видела»…
И она вернулась в спальню. Г. Р. дремал, лежа на боку. Лицо его было спокойным и очень красивым. Она коснулась губами его лба, и он открыл глаза.
— Моя жена, — прошептал он. — Моя маленькая любимая жена…
— Тебе предстоит посетить моих родителей, — сказала Tea. — В нашей семье не крадут девушек, а просят их руки…