Нет, сейчас он уже не боялся, как боялся некогда, что разница в возрасте между ним и Теей станет непреодолимым барьером. Но он был совершенно уверен в том, что сразу после того, как руководству «Моссада» станет известно о существовании в его жизни возлюбленной-англичанки, ради которой он готов бросить дом, жену и детей, его немедленно отзовут и лишат возможности когда-либо появиться за границей. И единственное, что он сможет сделать в этой ситуации, это оставить все в руках Леи и никогда больше не появляться на родине. Это, однако, означало бы полный разрыв не только с семьей, но и со всеми звеньями государственного аппарата; после такого шага ему было бы не получить и места торгового представителя Израиля в самой что ни на есть захудалой стране. Да что там — он будет навсегда вычеркнут из всех списков и станет персона нон грата в любом деле, за которое он захотел бы взяться. Был, разумеется, и еще один выход; но он ему не под силу. Этот выход был: начать все сначала, начать с нуля, как это некогда сделал его отец, Абрам Абрамов, будучи старше его, сегодняшнего, на двадцать лет. Но жизненной силы отца Александр, увы, не унаследовал. Он уже давно попал в рабскую зависимость от своих привычек, вкусов и пристрастий, обусловленных теми доходами, которые давало ему его имущество. Если он потеряет его, равно как и поддержку своей страны, что тогда сможет он предложить Тее, кроме своей любви? Любви да еще фамильной чести, как если бы он был польским аристократом, обедневшим по воле судьбы; этаким мужчиной с прошлым, доживающим свой век в Лондоне на средства богатой жены; обломком былых времен, коротающим свои долгие дни, играя в гольф или предаваясь гурманству в закрытых клубах Кенсингтона.
Но если это так, сказал себе Александр, все еще не решаясь захлопнуть капот «Ламборджини», если это так — зачем мне нужна смерть этого дурака?
Непослушными пальцами Александр вновь восстановил целостность двигателя; у него внезапно ослабли колени, и он понял, что хочет лишь одного — оказаться отсюда как можно дальше. Теперь, когда он подарил Г. Р. жизнь, он больше не мог его видеть. И он сказал, вернувшись, что вспомнил о деле, не терпящем отлагательств; нет, спасибо, подвозить его не надо, он уже заказал такси…
Они расстались. Из придорожного ресторанчика Г. Р. отправился в Лондон. Он думал о Тее. Заказанное господином Миланом такси пришло через четверть часа. «В Лондон», — сказал он таксисту.
На полпути к городу водитель затормозил, дорога была перекрыта дорожной полицией. На обочине стоял «амбуланс», карета «скорой помощи». Здесь произошла авария.
Белая «Ламборджини», вернее, то, что от нее осталось, лежала в кювете, и когда Александр подошел к толпе зевак, то увидел большую лужу крови. Дюжие санитары катили носилки с телом Г. Р.
«Я не виноват, — сказал себе Александр. — Я не имею к этому никакого отношения. Влюбленный идиот… он не сумел справиться с управлением. Его можно понять, ведь он спешил на свидание с Теей, и у него кружилась голова. Что ж… может быть, ему даже повезло…»
Защитив диплом, Tea получила должность преподавателя испанской литературы в Кентском университете. После внезапной смерти Г. Р. в ее письмах к Александру появилась какая-то новая нотка. В них обозначилось зрелое чувство; между строк он прочитал, что ей очень одиноко и тоскливо. Это была тоска по нему, Александру. По нему и его любви. Любви к человеку, которого она никогда не видела. Это была чувственная любовь, но при этом бестелесная, скорее не любовь в общепринятом смысле слова, а некий фантом любви, соприкосновение душ в чистом виде. Получая от Теи письма, Александр целовал бумагу, на которой они были написаны, после чего подолгу сидел недвижим, закрыв глаза.
Он поехал в Кент. Снял там номер в гостинице и ежедневно бродил по ухоженным дорожкам университетского кампуса. Однажды он увидел Тею. Она молча стояла на опушке леса из темных вязов.
Через какое-то время работа привела его в Мадрид. И там, когда он сидел в кафе, ожидая встречи со своим агентом, его настигли люди, охотившиеся за ним уже много лет. Два выстрела попали в цель. Стрелявший (как всегда, когда действуют профессионалы) успел скрыться до прибытия полиции. Александр попал в госпиталь, откуда его переправили в Израиль. Через несколько месяцев его выписали.
С точки зрения разведки для работы за границей он был потерян. Для него самого подобное заключение комиссии было равнозначно смерти. Он собрал всю свою волю и все аргументы против подобного решения. Будет глупо, доказывал он, если «Моссад» откажется от его опыта и многочисленных конфиденциальных связей; в конце концов, существует возможность пластической операции, не так ли? Но начальство было непреклонно. О чем он говорит? Как можно спрятать его сто девяносто сантиметров роста? И вообще…