Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают

Посетитель приближается к музейному комплексу со стороны Фридрихштрассе. Если он идет с южной стороны, то есть от аллеи Унтер-ден-Линден, по правую руку от него высится двадцатипятиэтажный японский торговый центр, реликт семидесятых годов. По левую руку — возникший в начале девяностых ансамбль «Зимний сад», задуманный на широкую ногу пассажный комплекс: варьете, кино, равно как и новое здание вокзала Фридрихштрассе.

От всего этого — что слева, что справа — посетитель может отвернуться, если он намерен предаться историческому обозрению; дальше его проводят сдержанные таблички-указатели «К музею»; вход в музей находится на Фридрихштрассе под сводом моста-перехода через железную дорогу. Исполненные ожидания, мои шаги замедляются. Я поднимаюсь по ступеням и с бьющимся сердцем вхожу в вестибюль.

«Дорогие посетители! Мы сердечно приветствуем вас в музее „Вокзал Фридрихштрассе“. Информационные материалы и разрешение на фотосъемку вы можете получить в кассах в дальнем зале. Желаем вам приятного времяпрепровождения», — объявление по радио, его регулярно повторяют.

Посетитель находится в начале осмотра и осознания: атмосфера вокзала исхода двадцатого века. На всем лежит налет ностальгии. Как если бы время остановилось. И не только время, но и люди… лица их странно оцепенели, восковые и бледные, а тела, будто их разбил паралич, закаменели посреди случайного движения, в то время как шумы продолжают создавать иллюзию шагов и шорохов, волочения чемоданов, скрипов и возгласов. Странная асинхронность — безжизненная деловитость, беспокойное стояние на одном месте.

Удивлению нет конца: когда я, не зная, что делать дальше, обращаюсь с вопросом к выставленному здесь полицейскому, тот не шевелится и даже головы не поворачивает. Не дрогнув ни одним мускулом, он смотрит мимо меня в пустоту. Встряхиваю головой, отгоняя наваждение, и дивлюсь — и хотя до сих пор ни один из новоприбывших посетителей не тронул меня за рукав, чтобы посмотреть, не настоящий ли здесь, по крайней мере, я, мое недоумение все-таки разрешается, ибо я замечаю на зеленом лацкане полицейского мундира неприметную латунную табличку: «Произведено в мастерских мадам Тюссо».

Застывший поток пассажиров.

Типичное в этом вокзальном паноптикуме соседствует с броским исключением. Супружеская пара пенсионеров. Мужчина тащит два извечных чемодана. Жена, на полголовы выше, недвижно озирается вокруг. Рядом девушка в черной коже с серебряными стразами и со стоячим гребнем-ирокезом. Подогнув колено, она откинулась к стене, облицованной кафелем, и ждет. Тоже с незапамятных времен. «Руками не трогать!» — предостерегает табличка.

Афиши театра «Метрополь», который находится в восточной части города, маленькое кафе-закусочная «Перрон», обменник валюты, запыленная витрина магазина товаров в дорогу. Обстановка пограничного западно-восточного вокзала Фридрихштрассе — так или примерно так и должно здесь все выглядеть.

Мимо застекленных рекламных витрин и расписаний поездов — к музейной кассе. Здесь тоже поражает нетрадиционное решение! Входные билеты приобретаешь в тех же окошечках, где раньше продавались билеты на поезда дальнего следования. Прежде всего заслуживает внимания тесное соседство входа и выхода. Действует так называемый принцип дороги ужасов, когда у посетителей — именно так и задумано — предвкушение удовольствия смешивается с мрачными предчувствиями.

Отсчитывая мелочь на билет, я ухватываю боковым зрением — еще веселясь и уже ужасаясь, — как в этот момент мои предшественники заканчивают осмотр экспозиции. Их извергает обитая железом шарнирная дверь. По одному. Бледных. Растерянных. Они видели все. И это видно по ним.

«Въезд граждан ГДР и других государств», — высвечивает застекленное табло над дверью. Табличка рядом с дверью приказывает красным шрифтом: «Стоп! Проход запрещен!»

Шарнирная дверь довершает дело. Нет бы своим смелым замахом подтолкнуть посетителей музея, идущих из недр, к свету, который рассеивают по залу закрепленные на потолке неоновые лампы, — так ведь дверь смонтирована таким образом, что напоследок больно задевает посетителя. Тот не может защититься. Ручки чемоданов, которые он держит, связывают его по рукам. Оглушенный, он нетвердо входит в зал приезда, добравшись до конца осмотра. Он и выехал, и приехал, он и тут, и там…

Каково ему пришлось с чемоданами, мне становится ясно после первых шагов. Вокзал как цельный экспонат можно прочувствовать, только когда тяжелые чемоданы оттягивают руки и искривляют позвоночник. Это вам не прогулка по прошлому налегке, а приближенное к реальности проникновение в былые обычаи путешествий. Не стоит облегчать себе странствие во вчерашний день.