Минус 273 градуса по Цельсию

– Хм! – вырвалось из него с этим же недоумением в голосе. – Мы знакомы, – повел он рукой, указывая на привереду. Сделанного объяснения конопень счел достаточным, чтобы вновь полагать К. нематериальной субстанцией. – И как впечатления от нашей комиссии? – спросил он привереду. – Не зверствовали? – Навалившись плечом на ребро столешницы, он полулег на нее и весь подался к привереде, казалось, так и потек к ней играющим кольцами мышц удавом, а на К. глядела топорщившаяся стерня его затылка.

– Нет, что вы, какое зверствовали! Всё по делу, корректно, строго, но доброжелательно… – словно о какой-то другой комиссии, не о той, о которой рассказывала К., лучась радостью общения с конопенем, все с тою же угодливо-умильной улыбкой отозвалась привереда. Однако же торопливость, с какой исторгла из себя эти слова, выдавала: далека от искренности была ее радость. – А вы здесь по каким делам? – сочла она необходимым отозваться на вопрос конопеня ответным вниманием.

– Мы? – Конопень перестал ползти к ней, выпрямился, оглянулся на барную стойку, у которой в итоге собралась вся вошедшая вместе с ним компания. Видимо, он отнес вопрос привереды не только к себе. – Обеспечиваем! Мало ли что. Всё чтобы стерильно.

– А! – поняла привереда. (Понял и К.: оперативники службы стерильности это были! Откуда только конопень знал привереду?) – Почему же вы тогда здесь? Вам, наверное, – привереда указала кивком головы на площадь за окном, – на месте события положено быть?

– Где нам положено, мы там и есть, – пресекающее ответствовал конопень. Следом за чем снова обернулся к барной стойке. Помахал рукой, привлекая к себе внимание: – И на меня кружечку! И на меня! Любимого моего! – Похожее формой на расширяющуюся книзу трапецию жесткокожее лицо его, когда он вернулся взглядом к привереде, выражало сытое удовлетворение – видимо, у стойки его услышали и приняли его просьбу к исполнению. – Мы там, где нас нет, и где нас нет – мы там, – продолжил он свою отповедь привереде – как отчеканил девиз. А может быть, это и был девиз. – Впрочем, – стол, принимая на себя вес его тела, дрогнул, и конопень вновь потек к привереде переливающимися кольцами удава, – впрочем, кому не надо, тот нас не заметит.

– А кто все же заметит? – с живостью осведомилась привереда. Так интересно ей было узнать это!

– Кто заметил, тому, значит, следовало узнать, – с прежней чеканностью незамедлительно выдал ответ конопень. Закончившийся быстрым и хлестким, словно удар бича, взглядом на К.

И – хотел того конопень или не хотел? – К. тотчас почувствовал – вспыхнувшей от бича кожей, – что вот ему-то точно не следовало узнавать.

С увесистым стуком перед конопенем возникла кружка. Конопень поймал руку, доставившую ему ко столу пиво.

– Садись с нами, поглядев вверх на обладателя руки, сказал он. – Возьми вон, кивнул он на стул около соседнего стола.

Простите, но если вы хотите сидеть вместе, садитесь за другой стол, их здесь достаточно, хотел сказать конопеню К. – и не успел. Конопень развернулся в сторону бара, от стойки которого, с кружками в руках, отваливали его сослуживцы, замахал рукой:

– Сюда, к нам! Все сюда!

Похоже, он был у них старшим. Мгновенно хаотическое движение сослуживцев конопеня от бара сделалось упорядоченным; загремели вокруг отнимаемые от других столов стулья, парочка наиболее резвых на раз-два подняли соседний стол, промахнули по воздуху, принялись пристраивать к столу К. с привередой. Скорым галчонком – черные брюки, черная рубашка, белый долгий передник – подскочил официант, помог подставить стол наилучшим образом. Так вам будет удобнее, всей компанией, конечно же, с угодливой услужливостью приговаривал он. И еще не было поздно, никто не мешал К. высказаться против этого балагана, но онемение теперь нашло на него. Смотрел ошеломленно, как берется в окружение их стол – и ни единого слова не мог извлечь из себя. А познакомь с друзьями, представь, обращались к конопеню его сослуживцы, девушка, как вас зовут, молодой человек, вас как по имени? – это уже напрямую к привереде и К. До чего шумно стало, тесно, неуютно!

«Косихинские сырнички» прозвучало в общем гаме, показалось, ошибкой слуха. Но прозвучало еще раз, еще. И сделалось ясно, что не ошибка, а несколько человек из компании хотят родительских сырников К. Что ж, что не соленые, это же косихинские сырнички, делалось все более бурным обсуждение, косихинские сырнички – с чем угодно, душу за косихинские сырнички!

– Официант! – позвал один из компании стоявшего неподалеку в готовности услужить галчонка.

Галчонок подлетел, и хором в три или четыре голоса от него потребовали: косихинских сырничков! для всех! и поскорее! можно не разогревать! они и холодные – ух!

Голос прорезался у К. подобно тому, как прорывает вулкану запаянное горло всклокотавшая в его глубине раскаленная лава. Мало того что кондитерско-кофейное заведение принадлежало к сети рестораций Косихина, так теперь еще на столе под его именем должны были появиться сырники, которые не далее как сегодня утром стряпали, обсыпанные мукой, у себя в гараже отец с матерью!