Минус четыре по Цельсию (СИ)

Черт… Черт… Черт… Как же не вовремя… Так ведь и команду могут дисквалифицировать. Всю. До окончания разбирательства. И это в мой единственный олимпийский сезон! Вот ведь блядство… Но все-таки кто? Андрюха? Валька? Да ну, абсурд. Зачем? Кто станет так рисковать?.. Масянины парники? Да тоже ерунда какая-то. Танцоры, Костомарова и Шабунин? Черт их знает, мы почти не общаемся. Да и стал бы кто-то на них внимание обращать с их пятым местом… Значит, точно кто-то из «Зеркального»…

Стоп!

У меня в памяти всплывает мимолетное воспоминание. Даже, скорее, тень воспоминания. Но тень очень нехорошая. И если на секунду предположить… Нет. Не может быть… Или может? Если предположить, что моя догадка правильная, то… То тогда у команды, может, и есть шанс вылезти из ситуации малой кровью. А вот у того, кто попался – шансов нет…

Где же эти детки, черт бы их забрал? Легко сказать, пойди и найди… Ну, Валька, скорее всего, в раздевалке, или в тренировочном зале, готовится… А этот герой-любовник? Хорошо было бы если при ней…

Безуспешно тыкаюсь в разминочный зал и, на всякий случай, в мужскую раздевалку. С тем же результатом. Зато нахожу Андрея, слоняющегося возле женской раздевалки. Одного. Великолепно.

Хватаю его за плечо и затаскиваю в какой-то темный угол. Прерываю на полуслове его удивленное возмущение и в двух словах излагаю ситуацию. Даже в темноте вижу, как он бледнеет.

- Помнишь, ты говорил, что отменили награждение? – спрашиваю я.

- Точно…

- Теперь понятно, что его не будет, ни сегодня, ни завтра – никогда. Если только…

- Если только что?

- Если только порченный не снимется сам.

- Да, но мы же не знаем, кто…

Я не собираюсь делиться с ним своими догадками. С Нинель – да. Но только с ней. Потому что решение принимать ей.

- Не знаем, - киваю я. – Так что под подозрением все…

- Все… Это значит и…

- Думай, Герман, думай, - увещеваю его я. - На Семенова мне наплевать. Ты уже свое откатался. А вот если малая узнает, какая тут каша заваривается, то сто процентов обосрется и сорвет прокат…

- Я ей не скажу, - по-детски пугается Андрей.

- Ни ты, ни кто-то другой. Пока не откатает. Понял меня?

Встряхиваю его как куклу.

- Да…

- Торчи при ней, развлекай, раздражай – делай что хочешь. Отгоняй любопытных – только не давай ей ни с кем разговаривать, понял?

- Да понял я, - Андрей выпрямляется, и голос его звучит уже на много увереннее.

- Хорошо. Тогда…

- Ой, мальчики, а что это вы здесь?

Одновременно вздрагиваем, оборачиваемся, словно пойманные за чем-то предосудительном. Валентина стоит перед нами, ослепительная в своем потрясающем платье, в красных нейлоновых перчатках и с изумрудной змейкой с алым язычком и глазками-стразиками, притороченной к правому плечу. Не девочка, а статуэтка.

Мгновенно ориентируюсь, пока тюха Андрей пытается что-то промямлить, строю на физиономии лучезарную улыбку и, шагнув к ней, подхватываю девчонку на руки.

- Балериночка, куколка, какая же ты красивая, - говорю я, и вижу, как заливается краской удовольствия ее милое личико.

Мне плевать на Андрея, укатываю мелкую всем доступным мне арсеналом. Потому что она наша главная надежда, и должна быть в хорошем настроении.

- Катайся сегодня только для меня, слышишь, - шепчу ей на ушко.

Валька обнимает меня за шею и слегка касается губками моей щеки.

- А ты сегодня смотри только на меня, - шепотом требует она.

- Обещаю…

- Как тогда…

Опускаю ее обратно на пол – в коньках она мне чуть выше плеча. Я прекрасно понимаю, о каком «тогда» речь. В Париже, будь он неладен, в массажном кабинете, я впервые смотрел на нее обнаженную, и не мог скрыть безумного восторга и восхищения, которые она во мне тогда пробудила. И малявка это поняла. Более того, ей понравилось…

Бездонными карими глазами она, мне кажется, видит меня насквозь. И я сжигаю все мосты.

- Как тогда… - еле слышно произношу я, чтобы услышала только она.

С торжествующей улыбкой, Валька машет мне вслед ладошкой под озадаченным и хмурым взглядом Андрея. Гоню от себя прочь ненужные и вредные мысли, уговариваю совесть помучить меня потом и быстрым шагом иду обратно к трибунам.

Только бы Герман не додумался начать выяснять с балеринкой отношения прямо сейчас…

 

Встречаю взгляд ее глаз… И понимаю – она все знает. Проклятье… Мама, ну как же так, как ты могла?..