Минус четыре по Цельсию (СИ)

Потери… Потери… Кто бы мне раньше сказал – я бы не поверил, но сейчас, я правда ощущаю потерю Андрея Германа, как соперника и как сокомандника, как еще одного талантливого спортсмена и неординарной личности, покинувшего тренировки в «Зеркальном» и сменившего их на блеск объективов телекамер и свет прожекторов. Можно ли было на его месте поступить иначе? Вопрос дискуссионный. Вот Анечка, например, будучи в таком же, как и он статусе олимпийской чемпионки, и ощущая не меньшую востребованность среди медийной братии, спокойно, как ни в чем не бывало, продолжает тренироваться. И хоть и пропустила предыдущие два сезона из-за травм, рассчитывает в этом все наверстать и отобраться в сборную.

Как рассчитываю на тоже самое и я. Забавно, но стартуя в данный момент с достаточно скромных с точки зрения международного рейтинга позиций – а что вы хотели за два сезона без официальных соревнований – я в нашей школе получаюсь сейчас снова, как и когда-то, единственным перспективным спортсменом в мужской одиночке – в своей дисциплине, которую два предолимпийских года мы тянули на себе вдвоем с Андреем. Ну а поскольку Герман явно вылетел из формы и вряд ли собирается в нее вернуться, мне следует пользоваться своим эксклюзивным положением, пока такая возможность есть. Потому что парочка Давид и этот… как его… забыл… Голиаф, короче говоря, так вот, оба они очевидно не зря присутствуют в орбите внимания Нинель – талантом лепить из вчерашних юниоров завтрашних чемпионов она владеет с иезуитским изяществом.

- Ланской и Озерова подъехали сюда, - командует Нинель. - Остальные – продолжают раскатываться.

Послушно подкатываемся к тренерским местам, и я с облегчением облокачиваюсь о бортик. Все-таки побаливает еще… Хотя с того раза прошло уже три дня – все равно. Только бы ничего не обострилось к сентябрю, чтобы меня не срезали на контрольных, как Катьку…

- Значит так, - Нинель смотрит в свои записи и что-то щелкает в компьютере. – Аня. У тебя сегодня вместо Артура Марковича прыжки, и дальше тоже к Муракову там пристраивайся, вместе с Валей. Поняла?

Анечка равнодушно кивает. Какая, собственно, разница, с кем об лед убиваться…

- Тебе, - Нинель указывает на меня пальцем, - сегодня после обеда заниматься с Артуром. Два дня вам на постановку короткой, еще три на произвольную. Клейнхельман в курсе…

- Собирались же после Белогорска, - робко уточняю я.

- После Белогорска у тебя не будет времени, - спокойно говорит Нинель.

- Э-э-э… Почему?

- Э-э-э потому, - передразнивает меня Нинель. - Потому что я хочу тебя положить на обследование. В таком виде, - она окидывает меня скептическим взглядом, - ты меня категорически не устраиваешь.

Узнала-таки… Ах ты ж черт… Хмурюсь и уже было открываю рот, чтобы залезть в бутылку и начать ей возражать. Но неожиданно чувствую на своем локте крепкие маленькие ладошки Анечки.

- Он ляжет, Нинель Вахтанговна, - произносит она громко.

Я поворачиваюсь к ней и встречаю решительный взгляд небесных глаз и серьезное, без улыбки, выражение лица. Вот оно что…

Два дня назад, когда мы уходили из «Зеркального» домой, я, дурачась, подхватил Аню на руки, но тут же вынужден был, скривившись от боли, опустить ее обратно на землю. И Анечка тогда просто посмотрела на меня пристально и не сказала ни слова. Получается, все что нужно было сказать мне, она сообщила Нинель…

Обнимаю мое голубоглазое сокровище и целую в мягкую макушку.

- Предательница ты моя любимая…

- Хорошо, что есть кто-то, Ланской, - веско произносит Нинель, глядя на нас, - кто думает за тебя. И о тебе. Цени свою… невесту…

Аня дергается у меня в руках, с явным намерением что-то сказать, но тут уж я не позволяю ей открыть рот, обнимая и прижимая сильнее к себе.

- Ценю, - шепчу я, - люблю… Никому не отдам… Мою невесту.

 

На растяжках, за обедом, в комнате отдыха, на хореографии – все время встречаемся с Анечкой взглядами. И Анечка всю дорогу очаровательно краснеет. Это после всех ТЕХ лет. Это после того, что было недавно… И вот буквально позавчера тоже… И она до сих пор краснеет от того, как я на нее смотрю. Наверное, точно любовь. Потому что не то что не вижу, но даже не слышу того, что рядом со мной происходит… Вроде бы кто-то даже ко мне обращается и что-то хочет… Не отзываюсь. Просто не замечаю. Я на Аню мою смотрю.

В конце концов, перед вечерней тренировкой, сталкиваемся возле раздевалок, и уж не знаю кто кого – друг друга наверное - тянем в ближайшую пустую комнатушку, подальше от чужих глаз.

- Господи, что ж ты со мной делаешь, - сдавленно, с придыханием шепчет Анечка, позволяя мне стянуть с нее шортики с трусиками и крепко прижимаясь к моему тоскующему и изнывающему по ней естеству.

- Люблю тебя… - обнимаю ее и покрываю поцелуями шею и плечи. - Хочу тебя… Обожаю…

- Люби… О-ох… Бери и люби…

Люблю до изнеможения, до последней капельки, до последнего стука сердца…

Когда мы снова можем дышать, Аня поворачивается ко мне, изящно поддергивает шортики и хихикает в кулачок.

- Как детки блудные нагрешили, - произносит она. – Как когда-то…

- Ты помнишь?..

- Такое разве забудешь…