Минус-корабль

О сад моих друзей, где я торчу с трещоткой
и для отвода глаз свищу по сторонам,
посеребрим кишки крутой крещенской водкой,
дa здравствует нутро, мерцающее нам!

Ведь наши имена не множимы, но кратны

распахнутой земле, чей треугольный ум,
чья лисья хитреца потребуют обратно
безмолвие и шум, безмолвие и шум.

«Темна причина, но прозрачна…»

В. Данчуку

Темна причина, но прозрачна
бутыль пустая и петля,
и как на скатерти змея,
весть замкнута и однозначна.

А на столе, где зло сошлось

средь зависти клетушной,
как будто тазовая кость,
качалось море вкривь и вкось
светло и простодушно.

Цвёл папоротник, и в ночи

купальской, душной, влажной
под дверью шарили рвачи,
a ты вертел в руках ключи
от скважины бумажной.

От чёрных греческих чернил

до пёстрых перьев Рима,
от чёрных пушкинских чернил
до наших анонимных,

метало море на рога

под трубный голос мидий
слогов повторных жемчуга
в преображённом виде,

то ли гармошечкой губной

над берегом летало,
то ли как ужас – сам не свой —
в глуши реакции цепной
себя распространяло.

Без моисеевых страстей

стремглав твердеют воды,
они застыли мощью всей,
как в сизом гипсе скоростей
беспамятство свободы.

Твой лик условный, как бамбук,

как перестук, задаром
был выброшен на старый круг
испуга, сна, и пахло вдруг
сожжённою гитарой.

И ты лежал на берегу

воды и леса мимо.
и море шепчет: ни гу-гу.
И небо – обратимо.

1971 год

Ты – прилежный дятел, пружинка, скула,
или тот, что справа – буравчик, шкода,
или эта – в центре – глотнуть не дура,
осеняются: кончен концерт и школа:
чемпион, подтягивающийся, как ледник,
студень штанги, красный воротник шеренги.

Удлинялась ртуть, и катался дым,

и рефлектор во сне завился рожком,
сейфы вспухли и вывернулись песком,
нa котором, ругаясь, мы загорим,
в луна-парках чёрных и тирах сладких,
умываясь в молочных своих догадках.

В глухоте, кормящей кристаллы, как

нa реках вавилонских наследный сброд,
мы считали затменья скрещённых яхт,
под патрульной фарой сцепляя рот,
и внушали телам города и дебри —
нас хватали обломки, держались, крепли.

Ты – в рулонах, в мостах, a пята – снегирь,

но не тот, что кладбища розовит,
кости таза, рёбер, висков, ноги
в тьме замесят цирки и алфавит,
чтоб слизняк прозрел и ослеп, устыдясь,
пейте, партнёры, за эту обратную связь!

Как зеркальная бабочка между шпаг,

воспроизводится наша речь,
но самим нам противен спортивный шаг,
фехтовальные маски, токарность плеч,
под колпаком блаженства дрожит модель,
валясь на разобранную постель.

Две гримёрши