Минус (сборник)

Но вечно найдется причина, чтоб помешать, разрушить, свести на нет достигнутое огромным трудом. Вот я воскресал, поднимался из омута беспрерывного полусна-полубреда, я, казалось, победил свою гибель, вычистил гниль; я был уверен – дерьмо позади… Да, внутри себя можно мечтать и решать сколько угодно, можно пришить себе крылья и поверить, что умеешь летать, но есть еще и внешний мир. Только высунься – он тебе все объяснит. Он тебе как следует надает по башке, чтоб не обольщался.

Кафельная коробка бывшей кухни, в пяти шагах дальше по коридору – умывалка, там раковина, вода, там можно помыть посуду. Почему сначала эта чертова бывшая кухня, а не умывалка? Раньше я не задавался таким вопросом, раньше я ждал от тусклой, заплеванной, похожей на обмывочную в морге коробки тепла и чуть ли не счастья. И когда обнаруживал на подоконнике девочку с золотисто-каштановыми волосами, застывал и как дурак по полчаса ждал – вот сейчас, сейчас она повернет ко мне свое личико, улыбнется, поманит к себе. Я подойду, обниму ее, вдохну запах ее волос. И два измученных одиночеством сердца соединятся. И наступит долгожданное счастье.

Сегодня я не хотел ее, ее лица, волос, запаха, я давно перегорел, шагнул намного дальше, я нашел путь дальше по жизни и без нее. Я просто нес мыть посуду… Оглянулся по привычке, механически. Трудно сразу отучиться от того, что делал чуть ли не каждый день. Шея поворачивается сама… Да, и я посмотрел…

Она стоит лицом к окну, руки сжаты в кулаки, уперты в подоконник. Всматривается в заоконную черноту, плеерных «таблеток» в ушах нет. Тихо… Ее волосы, кажется, стали тусклее (или это от малосвечевой, мутной лампочки?), в них меньше золота, и они как-то странно быстро удлинились – были чуть ниже плеч, а теперь по пояс… Она стала выше, она, оказывается, почти одного роста со мной, и не такая тонкая, как мне представлялось. Но это она, она. Просто давно не видел, и воображение успело сделать ее слегка иной. Лучше или хуже – не важно. Все равно она та единственная, кто мне поможет, кому я помогу. Я оторву ее взгляд от окна, уведу в свою чистую комнату. Я ее больше не потеряю.

Ее спина дрогнула, поймав мои мысли. Сейчас она обернется, наконец-то она обернется…

– Вы что?.. – сухой, скребущий голос, не ее голос, у нее должен быть другой, совсем другой.

Конечно же – не она. Это женщина лет тридцати пяти с опухшим, помидорного цвета лицом. Под бледными, будто без зрачков, глазами темные, морщинистые мешки.

– Извините, – растерянно бормочу. – Я тут вот…

– Вы знакомы с ней?.. С Мариной?

– А?

Женщина дернулась, и – снова спина, затылок, снова кулаки уперты в козырек подоконника.

– Марина? – я стал догадываться и смелеть. – Она здесь все сидела, да?

Что-то страшное и интересное сейчас мне откроется. Ответа жду сильнее, чем ждал встречи с глазами той девочки.

– Так вы ее знали? – опять сухой, как наждачкой скребущий голос.

– Да. Я тут рядом живу… А что?

Обеими руками держу тарелки, слушаю, как в груди женщины набухает, мчится на волю перезрелый комок рыданий…