Минус шесть

В то время Фишбейн сосватал вишняковский дом Вахромееву из Рыбинска. Это был крупный купец, либерал, каких мало, и он предложил Фишбейну вместо куртажа квартиру в четыре комнаты. Фишбейн не хотел ехать один, а отказаться от квартиры было жалко, и он решил жениться. У Кантора росла единственная дочь, Циля. Девушка, как все девушки богачей: в меру толста, в меру умна и в меру обучена музыке и французскому. Она хотела мужа покрасивей и побогаче, чем Фишбейн, хотя он был выше среднего роста, имел все на своем месте: глаза, нос, рот, и совсем был не похож на еврея! Но старик Кантор сказал «да», и они повенчались. С этого дня фортуна повернулась к Фишбейну лицом, и он без остановки лез вверх и вверх. Прежде всего: германская война. Существуют такие чудаки, которые признают войну и идут в солдаты. Фишбейн же, как это теперь говорится, отроду был антимилитаристом. Вахромеев устроил ему поставочку для интендантства, вторую он сам получил, а третью, генеральную, они провели вдвоем. После этого Фишбейн купил фабрику, стал потихоньку работать радомэ и от радомэ перешел к другим тканям. В одном магазине ему стало тесно, и он подумывал о солидном помещении с представительным швейцаром в дверях. Тогда произошла неприятность.

На глазах Фишбейна студенты вытащили из автомобиля и арестовали помощника градоначальника Заккита. Фишбейн видел красные флаги, слышал марсельезу и все-таки ничему не верил. Он пришел домой и сказал жене:

— Помяни мое слово, Цилечка, это все штучки Пуришкевича. Они нарочно это подстроили, чтобы выведать, кто против них и кто за них. Голову даю на отсечение, что будет такой погром, какого еще мир не видел!

И в первый раз в жизни он ошибся: Романов в самом деле отказался от верного дела и оно перешло в руки Керенского. Любезный Александр Федорович, сам того не зная, много хорошего сделал Фишбейну: во-первых, Фишбейна избрали председателем домкома, и он стал главнее Вахромеева в вахромеевском доме; во-вторых, еще бы годик, — Фишбейн не то что вахромеевский дом, три бы таких дома купил!

Но Фишбейн понял, что дело обстоит не так просто. Уже в июле он заставил домком завести охрану: железные ворота обили досками, в десяти шагах от них поставили другие — деревянные с бойницами, и от этих ворот провели по всему дому сигнализацию. Жалованье на охрану собирали по подписке. Фишбейн внес пополам с Вахромеевым кругленькую сумму и устроил штаб. Это говорится «штаб», а на самом деле в той же домовой конторе развесили винчестеры и поставили диван для дежурных. Дежурить наняли отставных и отпускных офицеров: они привыкли за это получать, а им привыкли за это платить. Сын дворника, Кирюшка, утопая по уши в отцовских валенках, топил печку, чистил ружья и ставил для офицеров самовар. Офицеры не только спали на диване и пили сладкий чай! Но что делать? Офицеры, по крайней мере, умели караулить и обращаться с оружием. Вахромеев — кандидат в учредительное собрание по списку партии народной свободы — смеялся над Фишбейном:

— Вы устроили настоящую крепость! Не хватает пушки, а то хоть с немцами воюй!

Ему было смешно. Когда пошла пальба в конце октября, он совсем не смеялся, этот Вахромеев.

— Кто был прав? — спросил его Фишбейн. — Я давно знал, что товарищи устроят нам тумел-мумел!

2

Фишбейн назначил начальником домовой охраны артиллерийского штабс-капитана, Хухрина: ему не хватало роста, живот у него, пожалуй, был в излишке, лицо — кровь с молоком, а ноги, как полагается конному артиллеристу, — колесом. Хухрин носил бекешу защитного цвета, кубанку из коричневого каракуля,

отлично щелкал шпорами и говорил, словно объезжал горячую кобылу:

— Но-о! Почему не на месте? Безо-браазие!

Фишбейн мог чем угодно поручиться, что никто не проберется на двор через ворота или через крышу. Это было опасно для дома: если-б перелез красногвардеец, обстреляли бы юнкера; если-б пробрался юнкер, открыли бы огонь красногвардейцы. С соседних крыш стегали залпами, подле ворот день и ночь бесился пулемет, падали раненые, царапали деревянную обшивку и просовывали руки под ворота.

Фишбейн не понимал, за что люди дрожат от страха в шестиэтажной мышеловке. Еще ничего, что дрожат, — голодают! Фишбейн всем давал продукты, а потом жена предупредила:

— Давай им побольше, чтоб у тебя руки отсохли! На чем я буду жарить пышки, если не будет масла? На водопроводной воде?

И Фишбейн велел секретарю домкома созвать общее собрание. Секретарь, т.-е. сын Фишбейна, Додя, нажал ладонью все кнопки сигнализации, и, когда жильцы высунули головы из форточек, дворник Василий во все горло сообщил о часе собрания. Кто не рад был в такое время хоть какому-нибудь делу? Через четверть часа Фишбейну доложили: «готово», и он сказал жене:

— Идем со мной! Все-таки будет лишний голос за!