Луна ярко освещала пыльную дорогу. Черные шапки карагачей бросали резкую тень и прятали в ней ворота колхозной фермы, но я заметил, что ворота приоткрыты. Еще тревожнее стало на сердце, побежал быстрее к полю. Скрытое росшей по меже джидой и такое тихое час тому назад, оно точно ожило. Шуршали и хрустели ветки хлопчатника. Рванулся вперед, перепрыгнул арык, взбежал на откос и замер. Выпущенные кем-то колхозные коровы топтали пышные кусты хлопчатника. Неуклюже передвигаясь по бороздам, они объедали верхние веточки, вытаптывали растения. Освещенные луной, коровы походили на страшных чудовищ, пришедших из старых, забытых сказок.
Выкрикнув проклятие, я кинулся к стаду, размахивая поднятым прутом. Коровы сгрудились и затрусили к дороге. Вот и заросли джиды. Сейчас выгоню этих проклятых животных! Нагнулся я поднять камень, лежавший на пути, и почувствовал страшный удар по голове. В глазах поплыли огненно-красные круги, ноги подкосились, и я рухнул на землю. Железные пальцы сдавили горло. Больше ничего не помню.
Когда я пришел в себя, первое, что услышал, это шум борьбы, скрежет зубов и неясные проклятия. С трудом открыл глаза, повернул голову и увидел: возле боролись двое. Болела и кружилась голова, с трудом поднялся, шатаясь, точно пьяный, шагнул и при свете луны увидел, что Нурмат, навалясь всей тяжестью, держит за горло полоумного Мирсаида. Сразу я и не понял и закричал:
— Что ты делаешь, Нурмат?! Это больной человек!
Вот уже два года, как в колхоз пришел этот дюжий попрошайка, добродушный и придурковатый. Он никогда никого не обижал, кротко сносил насмешки, охотно выполнял несложные работы. Кто же все-таки меня ударил? Нурмат или безумный Мирсаид?
— Держу твоего убийцу! — хрипло ответил Нурмат. — Дай-ка мне твой пояс! А-а, ты кусаться, проклятый! Получай! — Нурмат кулаком оглушил Мирсаида.
Связав ненормального, Нурмат погнал к дороге часть задержавшегося стада. В это время подоспел караулчи, его палка и крики заставили всех коров затрусить на ферму.
Я сидел возле связанного Мирсаида, чувствовал, что постепенно возвращается способность двигаться и соображать. Мирсаид хныкал и бормотал обрывки молитв. Подошел Нурмат. Он тяжело дышал. Руки дрожали, когда закуривал папиросу. Опустившись на пригорок, глубоко вздохнул:
— Вовремя подоспел я… Задушил бы тебя этот гад.
— Не понимаю я… Это же безумный Мирсаид, тихий был. — Стало душно, я расстегнул ворот гимнастерки, сжал голову руками.
— Такой же безумный, как и мы с тобой. Шпион и предатель, — резко сказал Нурмат. Я не соображал и смотрел то на одного, то на другого.
— Нет, не понимаю…
Нурмат протянул руку и сказал задушевно:
— Прости меня, друг! Подозревал я тебя. Следил все время, как приехал. Но когда увидел, что этот негодяй убивает тебя, — все понял.
— Вот оно что! Прости и ты меня, Нурмат, не верил я тебе, боялся, что приехал ты погубить наш колхоз, наш хлопок.
— Сам я дал повод так думать. Но знаешь, почему все так получилось? Ехал я через перевал, стал спускаться в долину, ночь захватила меня у подножия горы, возле речки. Луна всходила, я заехал в кустарник, хотел соснуть и коню дать отдых. Стал поить коня, слышу топот: дорога рядом. Хотел окликнуть, но воздержался. Слышу, говорят о нашем колхозе, что все подготовлено, хлопок будет погублен, назвали твое имя. Понял — враги хотят разрушить колхоз. Теперь-то я уяснил, почему они назвали твое имя. Видимо, говорили о твоем убийстве. А тогда подумал, что ты с ними. Твой внезапный уход из чайханы утвердил меня в моих подозрениях.
— Вот ведь… Если бы не ты, задушил бы меня Мирсаид, а хлопок стравили бы коровы. Это он их выпустил.
— Здоровенный дьявол. Едва справился с ним.
— Все равно вырежут вас всех, проклятых, — прохрипел Мирсаид, пытаясь освободиться от пут.
— Пришел конец тебе, гад, и твоим хозяевам! Граница не пропускает басмачей. Всем вам крышка!
И потому, что Нурмат говорил уверенно и спокойно, Мирсаид понял: да, пришел конец делу, которому он служил два десятка лет. Матерый был бандит. Он скрипнул зубами и молчал. О нем мы все узнали на другой день, когда приехал следователь. А тогда я не мог понять, почему услужливый незлобивый дивона накинулся на меня.
— Одурел парень. А хлопок-то мы сберегли!
— Да, сберегли. Сберегли хлопок людям, много потрудившимся и вырастившим эту красоту, эти неоглядные поля, — согласился Нурмат. Он не мог налюбоваться нашими полями.
Но вот мы услышали неясный шум, он рос и приближался. Мы оба повернулись к дороге. Тревога росла. Я заметил, что и Мирсаид насторожился, видно, появилась надежда на помощь, на обещанный налет басмачей. Вслушиваясь, Нурмат спросил:
— Что же это за шум? Словно толпа людей бежит. Я встал, взошел на пригорок и долго вглядывался в дымку ночи. Вскоре я различил большую толпу бежавших к нам людей.
— Колхозники бегут! Вся чайхана, да нет, тут весь колхоз!
А гневные голоса звучали все ближе, отчетливей. Скоро можно было разглядеть, что все вооружены, кто серпом, кто кетменем, а кто дубиной. Я обернулся к Нурмату:
— Нурмат, друг! Они бегут защищать свой труд.
А люди кричали: