Минувшее

«Уважаемая Анна Владимировна!

Вместо двух книжек Ваших, получил одну — «Из мглы». Не сможете ли Вы дать для журнала «Наши достижения» очерк того, что достигнуто женщиной Средней Азии за эти одиннадцать лет? Очерк надобно сделать кратко, но красочно. Вы это сможете. Побольше иллюстраций фактами. Рукопись посылайте:

Москва, Госиздат, «Наши достижения».

«Славу» мою «запаковать в котомку» я не могу, ибо она есть горб мой и бремя мое. И на «Максиме»[1] ездить не могу, потому что бренное, непрерывно кашляющее тело мое не позволяет мне обходиться без некоторых удобств. Не забывайте, что мне 60 годков, я уже давно «бывший» ребенок.

Всего доброго. Жду рукопись.

Пришлите книжку.

А. Пешков».

Помню: как-то, в минуту житейской невзгоды, прочла в это письмо и словно выпила глоток живой воды из чудодейственного источника. Отложила все темы в сторону, вынула папку с начатым в 1938 году романом «Гнет» и погрузилась в творческую работу, ту работу, которая заставляет забывать окружающее, жить радостями и печалями своих героев, плакать над их гибелью… Снова предо мной предстал яркий мир во всей своей многогранности, во всем своем величии. Эпоха за эпохой раскрывали свои тайны, обогащая мой ум прочитанными творениями великих людей. А что может быть выше таких радостей?

Для меня письмо Горького — это источник жизни. Это свет в сгустившемся мраке жизненных невзгод, которыми обильна жизнь человека.

А сколько знаний и сколько мудрости черпает человек, читая произведения Максима Горького! Твердости духа, справедливости, стремлению к высотам человеческой мысли учат произведения великого писателя.

ДАЛЕКОЕ

Полвека прошагало время со дня утверждения в нашей стране великого Декрета В. И. Ленина о свободном труде, о равноправии женщины. Прошло пятьдесят лет с того дня, когда распались цепи рабства и угнетения женщины узбечки.

Полвека! Многое изменилось за это время. Созданы новые формы жизни, новые взаимоотношения между людьми, открыты просторы для науки и труда. Но память хранит прошлое, о нем забывать нельзя. «Надо знать прошлое, чтобы понимать и ценить настоящее», — сказал Горький.

Трудной, кровавой дорогой шли женщины Средней Азии к овладению полученными свободами.

История показывает нам, что во все времена, у всех народов великие идеи мыслителей-гуманистов встречали бешеное сопротивление со стороны темных сил реакции. В борьбе против нового, разумного изуверы шли на преступление.

Так и у нас, в Средней Азии. Гуманные ленинские декреты смели тысячелетние правовые нормы, закрепощавшие женщину. Однако, когда женщина мусульманка осмелилась сбросить черную сетку чачвана и заявить о своих правах, началась жестокая борьба.

Вспоминая те далекие дни, когда наступление подняло свою карающую руку на убийц освобожденных женщин, с уважением и грустью склоняешь голову перед безвестными героинями, павшими в схватках с мракобесами. Ярко и убедительно показывает эту борьбу в своем труде Х. Шукурова: «В бывшем медресе Кукельдаш, в Ташкенте, блюстители мусульманских законов тайно организовали сбрасывание из-под купола мечети, с высоты третьего этажа, зашитых в парусиновые мешки женщин, снявших с себя паранджу»[2]. Скупые строки, но какие мучительные переживания таят они в себе!

Ночь. Спит большой город. Тишина наполняет узенькие улочки и переулки Старого города. В темном небе горят равнодушные звезды. Вдоль глухих дувалов тихо крадутся тени: одна, другая, третья, еще несколько… Несут тяжелый мешок, в нем… живой груз. Пугливо озираясь, перебегают на другую сторону улицы, спешат укрыться за маленькой калиткой высокого, мрачного здания — медресе Кукельдаш. Калитка, точно раскрытая пасть дракона, готова проглотить очередную жертву.

А в мешке изувеченная побоями, крепко связанная молодая женщина то теряет сознание, то приходит в себя от грубых ударов об углы и стены домов… Тогда раздаются глухие стоны, приглушенные кляпом, засунутым в рот несчастной жертвы. В такие минуты в глубине сознания женщины, обреченной на мучительную смерть, вспыхивает слабая надежда: «Вдруг свершится чудо!» Может быть, встретится ночной патруль или комсомольцы, возвращающиеся с собрания, остановят палачей, спасут… Но захлопнулась страшная калитка, злобно заскрежетал железный засов. Конец.