Мио-блюз

— У нас нет сотрудницы по имени Сюзанна, — сказала воспитательница.

— Но, может быть, все-таки проверите? — сказал я, по-прежнему с улыбкой. — Я совершенно уверен. Кто-нибудь здесь знает ее.

Воспитательница легонько покачала головой. Я сделал еще несколько шагов и услыхал какой-то звук справа от себя. Вошла пожилая женщина, а за ней по пятам — еще один ребенок.

— Этот мужчина ищет некую Сюзанну, — сообщила молодая воспитательница.

— У нас нет сотрудниц с таким именем, — сказала пожилая.

— Может быть, в другой группе?

— Сейчас лето, у нас всего одна группа, — сказала пожилая. — И Сюзанны у нас нет.

— Тогда, пожалуй, пойду спрошу сам.

— Незачем. Я…

Тут я перебил:

— Извините. Это чрезвычайно важно. Либо кто-нибудь из вас сходит в другую группу и спросит, есть ли там Сюзанна или, может, кто-то знает ее, либо я пойду сам. Я адвокат и ищу Сюзанну по чрезвычайно деликатному делу.

Пожилая воспитательница решилась:

— Понимаю. Пойду спрошу. Но сразу могу сказать, вы ошиблись.

Дети смотрели ей вслед, а она исчезла в коротком коридоре, из которого и появилась. Никто больше не рисовал и не играл, царила полная тишина.

— Кто это — Сюзанна? — шепнул один мальчик другому.

— Никто, — тоже шепотом ответил тот.

Молодая воспитательница осторожно улыбнулась мне, потом отошла к детям, игравшим в машинки. Сам я стоял, будто свалился с неба прямо на пол. Возможно, я пожалею об этой вылазке, хотя вряд ли. Педагоги выглядели вполне спокойно, и мои объяснения не вызвали у них подозрений. Если, конечно, пожилая воспитательница не звонит в эту минуту в полицию. Вот это мне ни к чему.

Она вернулась уже через минуту-другую. Я готов был вопить от радости. Удивленное выражение ее лица уже сказало мне все, что я хотел знать.

— Извините. Вы были правы. Одна из воспитательниц второй группы знает Сюзанну, о которой вы спрашиваете. Она ждет вас во дворе.

* * *

Она стояла в тени под деревом. На лице читалась смесь подозрительности и злости. Я остановился в нескольких метрах. Чувствуя облегчение во всем теле. Я узнал ее по паспортной фотографии, добытой Люси. Короткие волосы, причесанные на косой пробор, на правой щеке родимое пятно.

— Сюзанна? — сказал я.

Я знал, что ее зовут не так, но не помнил, какое имя стояло под фотографией.

— Черт побери, что вы здесь делаете?

Злость погасла, уступила место тому, что таилось под нею. Чистейшему страху.

— Сожалею, что явился таким вот образом, но вы же не захотели сообщить мне свой телефон. И имя.

Она резко тряхнула головой.

— Я очень ясно сказала почему. Не понимаю, что мешает вам отнестись к этому с уважением.

Мне что же, надо устыдиться? Ну уж нет. По большому счету она сама виновата, что очутилась в такой ситуации. А вдобавок очень даже в ответе и за случившееся с Мио. Чем больше я размышлял, тем труднее мне было понять ее решение не сообщать в полицию.

— Да плевать мне на то, что вам непонятно. Не пора ли сказать, как вас зовут? Или мне спросить у ваших коллег? А заодно рассказать им о краденых украшениях?

Она потупила взгляд, тяжело привалилась к стволу дерева. Со стороны мы, наверно, выглядели как влюбленная парочка, готовая порвать отношения. Она так устала, что с трудом держится на ногах, а я так взбудоражен, что не могу устоять на месте.

— Надя, — сказала она. — Меня зовут Надя Карлссон.

Это имя значилось в списке Люси, но отсутствовало в полицейском расследовании, как и говорила Сюзанна, то бишь Надя.

— У меня есть еще несколько вопросов насчет Мио.

— Вряд ли я смогу вам помочь. Я не так уж часто с ним работала.

— Но, может быть, вы знаете, он, случайно, не страдает эпилепсией?

Она тотчас подняла глаза:

— Да. Страдал. Или страдает. Если он жив.

Конечно, жив.

— Заболевание было для него серьезной проблемой? Приступы случались часто?

— Нет, слава богу. Здесь, в садике, всего один раз, по-моему.

Я молча кивнул сам себе. Меня занимал вопрос, почему тот, кто забрал Мио из дома Ракель, оставил лекарство. Стесолид в аптеке просто так не купишь. Нужен рецепт, а чтобы получить рецепт, надо связаться с врачом. Но это нежелательно, когда ребенок у тебя краденый. Страх заставил меня глубоко вздохнуть. Ведь не может быть, что лекарство мы нашли, так как Мио нет в живых? Мертвые дети эпилепсией не страдают.

Я тряхнул головой, чтобы держать мысли в узде.

— Вам знакомо имя Герман Нильсон?

— Нет.

Я достал телефон и нашел в Гугле фото Германа. На сайте его работодателя.

— Вы уверены?

Она посмотрела на дисплей.

— Так вот это кто!

Черт побери.

— Надо же. Оказывается, вы его знаете. Откуда?

— Он бывал здесь, несколько раз приезжал за своим крестником. Жутко заносчивый. Весь персонал только о нем и судачил. Самодовольный красавчик. Ведь было ясно как божий день: он хотел показать, что в самом деле не из таких, кто живет во Флемингсберге.

Печально слышать. Я тоже производил такое впечатление? Надеюсь, что нет, но я понял, что над этим надо поработать.

— У него была интрижка с Ракель?

Надя удивилась:

— Нет, вряд ли. Он бы никогда не заинтересовался никем, кто тут работает. Да и мы им тоже, кстати сказать.

— Кому он был крестным?

— Кажется, мальчика звали Себбе.