— И вы продали дом, чтобы оплатить лечение?
— Губернский совет платить отказался. У нас не было времени затевать тяжбу. Мы же знали, что можем найти свободные деньги.
— А нельзя было просто заложить дом?
Дидрик отвел глаза.
— Нет. Мы знали, что придется… на время остаться в Дании. Сперва жили в Копенгагене, где лечили Себбе. Потом переехали сюда. Ребекка в начале своей карьеры несколько лет прожила в Орхусе. Поэтому датские власти согласились признать ее владелицей недвижимости.
— Где он умер?
— Здесь, в Эбельтофте.
— Когда?
— В ноябре. Всего через несколько месяцев после того, как подтвердилось, что он болен. Он тогда уже довольно-таки долго чувствовал себя плохо, но все было упущено из-за нелепых бредней, что его состояние вызвано не болезнью, а тем, что родители у него — чудовища.
Я не знал, с чего начать. Все это совершенно невозможно, совершенно абсурдно. Абсурдно — на этом слове я зациклился. Себбе умер в ноябре. В том же месяце, когда Сара Техас покончила с собой, а ее сын исчез.
— Вы подменили своего ребенка другим. Неужели ты не понимаешь, насколько это преступно?
Дидрик обмяк в кресле.
— Хорошо же ты обо мне думаешь, — сказал он.
Я резко сглотнул.
— Ты похитил ребенка. Убил по меньшей мере четырех человек. И хочешь, чтобы я хорошо о тебе думал?
Дидрик медлил с ответом. Наверно, и сам не слишком хорошо о себе думал. Сонная оса норовила атаковать нас. Я взмахнул рукой, сбил ее, увидел, как она упала наземь. В голове мелькнуло: усталые воины погибают быстро.
— Я его не похищал.
Слова такие легкие, каждое по отдельности невесомо. Но вместе они стали динамитом.
— Прости?
Он смотрел мне прямо в глаза:
— Я дал обещание спасти его. Собственно говоря, дал его под нажимом, но теперь это не имеет значения. Что все обернется вот так, я не мог представить себе даже в самом страшном кошмаре.
Во рту у меня пересохло.
— Кому, Дидрик? Кому, черт возьми, ты обещал спасти Мио?
Его голос едва не сорвался, когда он ответил:
— Саре. Я обещал его матери, Саре.
37
Говорят, взрослые мужчины охотно действуют сообща. Мол, в одиночестве нам труднее, чем женщинам. Мы с Дидриком покинули его волшебный сад, спустились на берег. Прогуливались там. Как двое людей, которым не хочется быть в одиночестве.
— Сара пришла к нам домой, — сказал Дидрик. — Тогда все только-только началось — американцы связались с нами, и мы провели первый допрос. Был вечер, лил дождь. Она так молотила в дверь, что я подумал, она ее вышибет. Когда я открыл, она стояла на крыльце, держа за руку мальчугана. “Я сяду в тюрьму, — сказала она. — И кто-нибудь должен позаботиться о моем сыне”.
— Как в романе, — обронил я.
Дидрик продолжил:
— Подобное предложение вообще-то обычным не назовешь. Вдобавок слегка щекотливая деталь, которую мне до тех пор удавалось скрыть от моих любезных коллег.
— Что Себбе и Мио посещали один детский сад.
— Совершенно верно. Большей частью мальчика отвозила во Флемингсберг Ребекка, и забирала тоже она, но и я побывал там несколько раз. Мы сталкивались там с Сарой, хотя дети были в разных группах. Садик большой, шумный, детей полно. Мио и Себбе ровесники, но попали в разные группы. Мы об этом жалели, потому что дома Себбе все время говорил о Мио. Ведь они встречались, когда дети играли во дворе. Мы несколько раз пытались пригласить Сару и Мио к себе, но она отнекивалась. То работа, то учеба, то стирка, то еще какая-нибудь ерунда.
— Она жила такой бурной жизнью?
— Да нет, скорее беспорядочной. Мы понимали, что-то у нее не так, но, честно говоря, наши предположения были крайне далеки от истины, могу тебе сказать.
Ноги у меня тонули в песке. Идти становилось все труднее.
— От истины, говоришь.
— Да. Думаешь, тебе что-то о ней известно?
— Уверен, — сказал я.
Дидрик отвел от глаз длинноватую прядь. Оборотная сторона модной прически, основанной на том, что в любом случае она остается примерно одинаковой длины. Элегантность она теряет уже через неделю-другую.
— Расскажи, — попросил Дидрик. — Расскажи, каковы твои успехи.
— К сожалению, не могу. Я поклялся больше не делиться с полицией. Вряд ли человек, взявший с меня эту клятву, станет различать сообщение в полицию и наш с тобой разговор.
— Любопытно. Кому же ты дал такое глупое обещание?
Теперь голос его был спокойнее, прежнюю горячность буквально как ветром сдуло.
— В известном смысле сам характер этой темы не позволяет мне ничего открыть.
Дидрик вздохнул.
— Дай угадаю. Люцифер?
Я резко остановился. Дидрик кивнул, продолжая идти. Я поспешил следом.
— Раз ты знаешь, кто такой Люцифер, то знаешь и что Сара не совершала тех убийств.
— Разумеется, — сказал Дидрик.
— Почему же ты не разоблачишь его? Из-за Мио? Если б ты оставил меня в покое и не старался засадить за убийства. И тогда бы раскрыл это дело. Ты бы…
— Что — “я бы”, дурак несчастный? С какой стати ты вообразил, будто мы с тобой находимся в абсолютно разном положении, будто я не знаю того же, что и ты?
Я больше не мог пройти ни метра. Как ребенок, плюхнулся на песок.