Мио-блюз

— И Мио стал Себбе? Ведь люди не замечают, когда одного черного мальчика заменяют другим?

Дидрик презрительно фыркнул.

— Конечно. Потому мы и остались здесь, где никто нас не знает. Мио требовалась новая идентичность, вот он и стал Себбе. Так было проще всего.

На это я не купился. Дидрик что-то недоговаривает.

— Но разве у Себбе нет дедов и бабушек, которые хотят регулярно видеть внука? Или других родственников?

— Мои контакты с родителями оборвались, когда я унаследовал бабушкин фантастический дом, — сказал Дидрик. — Отец Ребекки умер, а у матери несколько лет назад случился инсульт. С тех пор она не в себе. Братья и сестры есть у нас обоих, но, переехав в Данию, мы с ними перестали общаться, отчасти сознательно. Они всерьез твердили, что нам лучше отказаться от попыток спасти Себбе. Мол, раз врачи говорят, что он безнадежен, значит, пытаясь обеспечить ему лечение за границей, мы только продлеваем его страдания.

— Братья-сестры иной раз и впрямь полные жлобы, — поддакнул я, хотя никогда не думал так о своей сестре (в отличие от ее мужа).

— Верно, — согласился Дидрик.

Но я по-прежнему недоумевал:

— Почему вы превратили Мио в Себбе? Вы же знали — и знаете, — что Люцифер потребует отдать ребенка ему. Он что же, извини за выражение, снова умрет? По-настоящему? Не проще ли назвать его как-нибудь иначе? Ведь к тому же здесь, в Дании, Себбе мертв.

— У тебя много вопросов, — сказал Дидрик. — Ребекка и Себбе зарегистрированы в Мальмё, чтобы в первую очередь держать на расстоянии как датские власти, так и стокгольмский губернский совет. Пойми, Себбе не считают мертвым ни в Дании, ни в Швеции. Он умер дома, здесь, в Эбельтофте, и мы не заявляли о смерти. Когда стало ясно, что лечение не помогло, мы сказали в копенгагенской больнице, что отвезли его домой, в Швецию. А в стокгольмской больнице — что Себбе по-прежнему лечится в Дании. Но на самом деле остались здесь, и мальчик умер в своем новом доме. Это была единственная возможность передать Мио его идентичность. Утаить смерть Себбе.

В этом плане было столько дыр, что он мог рухнуть в любую минуту. Однако, судя по всему, не рухнул. Дидрик продолжал свою жизнь в Стокгольме, а Ребекка все свое время в Дании отдавала ребенку. Сначала умирающему, а потом чудом выздоровевшему.

— Мио не страдает эпилепсией? — спросил я.

— Что есть, то есть. Мы нашли здесь врача, который выписывает ему лекарства. Без проблем.

Я остановился. Дождь хлестал по лицу. Надо было собраться с мыслями. Я что-то упустил в лавине Дидриковых слов и сведений.

Что-то очень важное.

Дидрик забрал Мио, потому что Люцифер его принудил.

Но почему, черт побери, я-то получил задание разыскать пропавшего ребенка?

— Люцифер, — хрипло сказал я. — Похоже, ты много с ним контактировал.

— Больше, чем хотел.

— Стало быть, он знает, где ты живешь? Знает, где находится Мио?

— Да.

Я покачал головой. Безумие нового калибра. Быть такого не может. Никак не может.

— Вам придется отдать его, — сказал я.

— Нет, Мартин, отдавать его мы не собираемся. Мы выкупили свободу.

— Можно спросить как, черт побери?

Дидрик смотрел на море. Лицо было бледное, напряженное.

— Я привез Мио из Стокгольма за неделю до смерти Себбе, — сказал он. — Семь дней кошмара. Мы тогда уехали из Копенгагена сюда, в этот дом. Спрятали Мио и Себбе от окружающих. Даже не берусь описать, как одиноко Мио чувствовал себя в те дни. Мы с Ребеккой занимались одним только Себбе. Ужасно. Ужасно! Всю ночь просидели подле Себбе, когда он умер, обсуждали, что нам делать. Тебе не понять… ты себе не представляешь… какое презрение можно испытывать к себе… и скорбь… черная, как ночь. А посреди всего этого — Мио. Мы… Люцифер вынудил нас дать ему идентичность Себбе. Чтобы, так сказать, обеспечить ему мобильность. Несмотря на уйму новых проблем. Мы согласились с огромным трудом. Сейчас я вполне доволен, что так вышло. Это была, так сказать, возможность, которой больше не представится.

Значит, предложение сделать из Мио Себбе исходило от Люцифера. Я бы должен был понять.

В ходе минувших недель я твердил всем подряд, что знал Дидрика не слишком хорошо. Толком не знал, как зовут его сына, никогда не бывал у него дома. Но у слова “знать” множество значений. Мне казалось, я знал Дидрика в том смысле, что он предсказуем. А теперь понимал, что это отнюдь не так. У меня набралось столько вопросов по поводу его истории, что я затруднялся, с чего начать.

— Где вы его похоронили?

Дидрик вздрогнул, потом ответил:

— На участке. Под яблоней.

Голос у него едва не сорвался.

Сил нет слушать дальше. Но мне не давала покоя эта его “возможность”. Чего-то в рассказе Дидрика недостает. Чего-то, о чем он уже говорил. “Отдавать его мы не собираемся”.

— Как я уже говорил, Люцифер не спешил забирать Мио, — сказал Дидрик. — Поначалу. Прошло несколько месяцев, настала весна. Потом он начал проявлять нетерпение, захотел получить сына. Я снова и снова изворачивался, говорил, что вот сейчас никак не могу поехать в Штаты. А затем, благодаря тебе, появилась возможность оставить Мио у себя.

— Это как же?