Мио, мой Мио!

Лунный луч, лунный луч, и сердца алая кровь.
Пурпур и серебро, пурпур и серебро.
Нежный яблони цвет сделает мягкою ткань,
Нежнее, чем ветерок гладит листья травы.
А птица Печаль поёт, птица поёт в лесу.

Женщина напевала еле слышно, и напев её звучал удивительно красиво. Но как только она умолкла, из леса донеслась другая песня. Я сразу же узнал её. Это пела птица Печаль. Она раскачивалась на самой верхушке дерева, и сердце сжималось от её пения.

– О чём она так печалится? – спросил я.

– Она поёт о моей маленькой дочке, – сказала женщина, заливаясь слезами. – О моей похищенной дочке.

– Кто же её похитил? – спросил я, хотя уже знал, знал ответ, поэтому поспешил добавить: – Не произноси его имени.

– Не буду, – сказала женщина. – А не то гаснет свет луны, и белые лошади заплачут кровавыми слезами.

– Почему?

– Потому что их белого жеребёнка тоже похитил злодей, жестокий и беспощадный. Слушай, как в лесу поёт птица Печаль.

Я часто слышал её песнь в саду, где цветут розы, но разве мог я тогда понять, о чём она поёт? Теперь-то я знал о чём. Она пела обо всех похищенных, о дочурке ткачихи, о братьях Нонно, о сестрёнке Йири и о многих, многих других, кого утащил в свой чёрный замок жестокий и беспощадный рыцарь Като.

Вот отчего печалились люди в маленьких домиках на Острове Зелёных Лугов, и за морем, и за горами. Они горевали о своих детях, о своих пропавших детях.

Рыцарь Като! Я испытывал такой страх перед ним! Я так боялся! Но, пока я стоял и слушал, о чём поёт птица, что-то необычное произошло в моей душе. Я вдруг понял, зачем я скакал через Сумрачный лес глубокой ночью. За Сумрачным лесом пролегала граница со Страной Тридесятой. Туда-то и лежал мой путь. И боюсь я или не боюсь, я обязан был сразиться с рыцарем Като. Да, признаться, я боялся, боялся до слёз, стоило мне только подумать о том, что я должен, что я обязан был сделать.

Женщина снова запустила свой ткацкий станок. И снова запела свою тихую песенку: «Лунный луч, лунный луч, и сердца алая кровь…» – и точно забыла и про меня, и про Юм-Юма.

– Юм-Юм, – проговорил я, не узнавая своего собственного голоса. – Юм-Юм, я отправляюсь в Страну Тридесятую.

– Я знаю, – отозвался Юм-Юм.

– Откуда ты мог знать? Я сам только что это понял.

– Ты ещё так мало знаешь, Мио, – улыбнулся он.

– А тебе всё известно наперёд? – буркнул я.

– Да, я знал, знал уже давно, что ты отправишься в Страну Тридесятую. И все это знают.

– Как это «все знают»?

– Да, знают, – подтвердил Юм-Юм. – Птица Печаль знает. И все сто белых лошадей. Сумрачный лес знает. Об этом шепчут деревья, и трава, и яблоневый цвет. Все-все знают. И пастухи на Острове Зелёных Лугов, именно об этом играют их пастушьи дудочки. И Нонно знает. И его бабушка. И Йири со всеми сестрёнками и братишками. И ручеёк про то же самое журчит.

– И мой отец-король… – прошептал я растерянно.

– И его величество король всегда это знал.

– И он хочет, чтобы я туда отправился?

– Да, он хочет этого, – сказал Юм-Юм. – Он очень печалится, но он хочет, чтобы ты отправился туда.

– Но мне очень и очень страшно, – прошептал я и не смог удержать слёз. Только теперь я осознал, какой меня обуял ужас.

Я обнял Юм-Юма и спросил:

– Послушай, Юм-Юм, почему мой отец хочет, чтобы я отправился туда?

– Потому что единственный, кто может туда проникнуть, это мальчик королевских кровей, – сказал Юм-Юм. – Только мальчик королевских кровей, – повторил он.

– Но ведь там меня ожидает смерть! – воскликнул я и обнял Юм-Юма ещё крепче.

Он промолчал.

– И ты говоришь, что мой отец-король хочет, чтобы я оказался там?

Женщина перестала ткать. В домике воцарилась глубокая тишина. Птица Печаль умолкла. Листья на деревьях замерли. До нашего слуха не доносилось ни шёпота, ни шороха.

Юм-Юм кивнул:

– Да, насколько я знаю, его величество король желает, чтобы ты немедленно отправился в Страну Тридесятую.

Я пришёл в отчаяние.

– Не верю! Не верю! Не верю! – завопил я.

Юм-Юм снова промолчал. Он просто молча на меня смотрел, не произнося ни слова. А птица Печаль вновь запела, да так, что сердце чуть не разорвалось у меня в груди.

– Она поёт о моей маленькой дочке, – прошептала женщина, и слёзы её упали на сотканную ткань и обернулись жемчугом.

Я сжал кулаки.

– Юм-Юм, – сказал я решительно, – Юм-Юм, я отправляюсь туда прямо сейчас.

В лесу по деревьям пробежал шепоток. А птица Печаль залилась такой трелью, какую никогда никто не слышал ни в одном лесу.

– Я был в этом уверен, – сказал Юм-Юм.

– Прощай, Юм-Юм!

Я готов был снова расплакаться.

– Прощай, мой дорогой Юм-Юм!

Юм-Юм пристально на меня посмотрел. В его глазах светилась такая доброта, и в этот момент они чем-то напоминали глаза Бенки. Он улыбнулся краешком губ.

– Я с тобой, – просто сказал он.

О Юм-Юм! Мой настоящий друг! Я так этому обрадовался. Но всё же мне не хотелось подвергать его жизнь такому страшному риску, и я сказал:

– Нет, Юм-Юм, лучше не надо.