Мёд жизни

– Не скажи! Et nihil humanium a me alienum puto. Ничто человеческое им не чуждо, – блеснул латынью Костя. – Они, как и я, – математик ей заговорщицки подмигнул через очки, – вооружены аппаратами дальнего зрения и локаторами изощрённого слуха. Плюс кардиостимуляторы, вставные челюсти и титановые суставы. Люди из будущего, можно сказать! Проникают в тайны подсознания и в самую суть явления. Увидели, что Петя явился на защиту диссертации с Музой, и смягчились. Решили: ладно, покусаем его, но оставим жить. А могли бы и на части порвать, не смотри, что старые – хватка у них волчья.

Была очередная встреча, гоняние чаёв, разбор газетных нелепиц и конечно же беседы о сущем. Через колдобины и ухабы разговор вдруг свернул на темы веры и Бога.

– Между прочим, у меня «там», – Петя показал пальцем на потолок, – есть серьёзная «крыша».

– Как это? – не поняла Женя.

– Очень просто! Я же фирму проектную зарегистрировал, мы с ребятами деньги зарабатываем, потому что на преподавании, как ты понимаешь, выжить невозможно (я же взятки не беру и другим не разрешаю). Так вот, я на восстановление трёх церквей всю документацию оформил. Бесплатно. Надеюсь, что ангелы замолвят словцо в случае чего.

– Понятно. – Она улыбалась, радуясь его радости.

– Вообще, вера – феномен, нуждающийся в изучении. Мы с товарищем поехали в Задонский монастырь, все храмы обошли, помянули близких, свечи поставили, в музей сходили. А у моего друга там однокашник. Нашли его. Под два метра детина, бывший офицер, ушел в монахи. Сидит на скамейке во всём чёрном с чётками в руках – отдыхает от послушания, яму под погреб копал.

Ну, они вспомнили общих знакомых, кто где работает сейчас, чем занимается. И вот мой товарищ не выдержал и спросил этого Бориса (он же отец Лаврентий):

«А как такое возможно, чтобы здоровый человек, мужик, запер себя в монастыре?! Это же против природы человеческой! Против инстинктов размножения и самосохранения, против эволюции, в конце концов. Я понимаю, когда немощные и больные в монастырь уходят, но ты-то зачем себя ломаешь?! Как, вообще, извини за вопрос, ты со своей физиологией борешься?»

– И что он вам ответил?

– Он на нас посмотрел с та-а-ким глубоким сожалением!.. Будто мы тяжело больные. И говорит: «Ребята! Как же слаба ваша вера!» Махнул на нас рукой и ушёл.

– А вы?

– А мы набрали в баклажки святой воды, сели в машину и поехали домой.

Звонок мобильного разбудил её в шесть утра. Не вставая, она нашарила рядом с постелью телефон. Номер был чужой, с региональным кодом. «Ошибся кто-то, наверное…» Она помедлила несколько секунд и всё-таки нажала кнопку приёма:

– Да?

– Тётя Женя! Здравствуйте! – голос был странно знакомый, с лёгкой хрипотцой.

– Здравствуйте… – Она резко села в постели.

– Это Семён, сын Петра Панкратовича. Я в Москву приехал по работе, хочу с вами познакомиться. Это возможно?

– Да-да, конечно! После обеда удобно будет? Давай у памятника Пушкину в три часа дня?

– Отлично, буду вас ждать!

Она сразу узнала Семёна – увеличенную копию отца. Он был выше ростом, плотнее, но та же голубизна плескалась в глазах, тот же овал лица, только свежий, розовый – кровь с молоком, те же своеобразные черты, смягчённые трогательными, женственными ямочками на щеках.

Сила молодости так и била из жизнерадостного малого – едва увидев её, он сразу же взялся «рулить», верховодить, и Женя, глядя на юную прыть, ободряюще улыбалась. («Какой, интересно, он меня видит? Наверное, почти музейной старухой, представителем поколения, отставшего от экспресса времени…»)

В кафе они устроились у окошка, за столиком для двоих.

– Я, тёть Жень, привёз вам гостинец. – Семён склонился над новеньким портфелем из блестящей чёрной кожи, извлёк оттуда бутылку коньяка.

– Ой, спасибо! – Она огорчилась, что ничего не принесла ему в подарок. – Ты извини, а я что-то не сообразила… В следующий раз тогда ответный дар, хорошо?

– Да это мелочи жизни! Ничего не надо! – широко улыбался Семён. («Прямо хоть в роли добра молодца его снимай!») – Мечта моя сбылась: приехать в Москву, познакомиться с вами. Меня послали в министерство на переговоры по госзаказу…

Семён был удобным собеседником в том смысле, что мог «молотить» два часа без перерыва, не нуждаясь ни в каких ответных репликах и даже ободряющих кивках. («Ишь какой говорливый! Попробуй такого сбить с мысли…») Женя слушала его рассказ про то, как он защитил диплом и нашел работу, как продал отцовскую квартиру в Белгороде и купил новую в Липецке («а библиотеку я сложил в гараже, там в основном специальная литература, сами понимаете, она мне не нужна»), как перевез мать в Воронеж и как всё здорово устроил с ремонтом. Машину он взял в кредит, а на осень запланировал свадьбу – девушка хорошая, семья в городе известная и влиятельная…

«Надо же, как похож, – грустила Женя. – И в то же время другой, совсем другой…»

Темы у Семёна не иссякали: он уже покончил с делами личными и домашними и стал бойко крушить государственную промышленную политику, бестолковую и непродуманную. Досталось непрофессионалам и коррупционерам, бюрократии и управленцам.