Мёртвая бабка

Скорее! – закричал он не своим голосом, хватая за руки жену и дочь и стремглав бросаясь от дома в сторону.

Ничего не поняв, однако, хорошо помня то, от кого им тогда приходилось спасаться, и мама, и Оксана тут же рванулись за ним. А сзади, как раз на том месте, где они только что проходили, всего через пару-тройку секунд на дорожку что-то грузно и гулко шлёпнулось. И шлёпнулось, судя по звуку, с такой силой, что у всех троих по коже побежали мурашки.

Остановившись, они с трепетом оглянулись. Позади, на асфальте, как будто даже немного расплющившись от удара, на животе, не шелохнувшись, лежала изрешечённая пулями даже со спины, их покойная бабушка Паша. Лежала и уже не подавала никаких признаков того подобия жизни, которым она всё недавнее время приводила в трепет окружающих. Было похоже на то, что она даже не дышала. Или не делала вид, что дышала…

Глава 7

ПОКА БАБКА В МОРГЕ

Оксана видела, как уже достал этот опер её папу. Впрочем, без конца заглядывая в кабинет, где папулю опрашивали, она тоже уже успела полицейскому – хозяину кабинета, – порядком надоесть. Хоть тот и проявлял завидное терпение, наверное, из-за того, что эти его «подопечные» были такими необычными.

Впрочем, Оксану, как и её маму, совсем скоро ждало то же самое, – их вслед за папой тоже должны были пригласить в этот кабинет, где им предстояло рассказать всё то же самое и тому же самому оперуполномоченному полиции.

Оксанин папа на сохранение внешних хладнокровия и выдержки тратил уже свои последние силы. Хоть после беготни от «ожившей» старухи уже какое-то время и прошло, благодаря чему он успел немного успокоиться. Постоянно выуживать из памяти эпизоды случившегося минувшей ночью кошмара было невыносимо! Вспоминать, как из их разгромленной квартиры выносили накрытых белыми простынями, убитых разбушевавшейся мёртвой бабкой полицейских… Как немногим ранее одному из них она сломала шею… От этих воспоминаний он уже едва не срывался в истерику, однако и прекратить их он никак не мог. Как ему было всё это не вспоминать, если сидевший напротив полицейский уже больше часа только и делал, что об этом расспрашивал! Словно его заело…

–

Так Вы говорите, что эта бабка не может умереть? – оперуполномоченный, уже в который раз это спрашивая, в упор посмотрел на Оксаниного отца.

–

Да, да! – тот отвечал ему уже с раздражением. – Я именно это Вам и говорю! И уже в который раз говорю!

–

Ну хорошо, – опрашивающий папу полицейский чувствовал себя полнейшим идиотом, – хорошо!

Он порывисто встал. Вышел из-за стола и прошёлся, насколько вообще можно было пройтись, по его тесному кабинету. Потом снова уселся за стол и уставился на Оксаниного папу. Бессмертная бабка… Нет, можно, конечно, было подумать, что идиотом тогда там был вовсе не он, но ведь погибли же в том злополучном выезде от рук той странной старухи трое вооружённых полицейских! О жутких обстоятельствах их гибели рассказывали лежавшие сейчас перед ним на столе, совсем ещё «свежие», письменные объяснения их, оставшихся после того выезда в живых, сослуживцев. И сделанные там фотографии всё это подтверждали. Однако, разум всё равно отказывался во всё это верить.

Оставшиеся там в живых парни оба написали, что ту престарелую особу было не убить из автоматов. Она же, изрешечённая пулями, голыми руками, запросто порешила из их группы троих! И при этом с какой силой она это делала! Читая описания этих убийств, оперуполномоченный чувствовал, как противный липкий холодок покрывал при этом всю его спину.

Бросив письменные объяснения уцелевших после встречи с загадочной бабкой полицейских на стол, опер снова уставился на Оксаниного папу.

–

Хорошо, – снова повторил он только что сказанное им слово, ударив при этом по столу ладонью.

Папа поднял на него утомлённый взгляд.

–

Ещё раз, только спокойно, объясните, что вы имеете ввиду, когда утверждаете, что та бабуля не может умереть, – оперуполномоченный уже, наверное, в тысячный раз задавал папе Оксаны один и тот же вопрос. – Только не говорите мне, что Вы мне это уже рассказывали. Поймите, Ваш случай мало того, что кошмарный, он ведь ещё и, как бы это сказать, какой-то паранормальный! Так сразу в нём и не разберёшься.

Подняв на него усталые глаза, папа вздохнул. Проступавшее на его, уже посеревшем от усталости, лице раздражение стало заменяться маской полнейшего безразличия. Ему вдруг очень захотелось спать, красные от бессонницы глаза стали буквально слипаться, закрывая от папы уже порядком ему надоевшего опера. Нет, конечно, и недоумение, и растерянность полицейского ему были понятны. Он и сам, если б не видел всё это своими глазами, ни за что бы не поверил в подобные россказни. Хотя, с другой стороны, ведь этому оперу обо всём этом рассказал не он один!

Вздохнув ещё раз, папа устало проговорил:

–