– Все в порядке? – послышался голос Станислава. Он стоял рядом с эргокреслом Захара. Кибертехник и не заметил, как врач вошел в его каюту.
Захар внимательно посмотрел на Граца – тот улыбался, но на дне темных, прищуренных глаз притаилась печаль. Он сам не верил своей улыбке.
– Да, – после секундной паузы произнес Захар, – нормально. Работает.
Только не было все нормально. Ненормально было – они оба отлично это понимали. И остальные – тоже. Лишь у Лившица плохо получалось скрывать свое понимание.
– Вот и хорошо, – сказал Грац.
«Зодиак» перебирал варианты – данных решительно не хватало. Даже своим мощным «глазом» звезд он видел ничтожно мало, для того чтобы локализовать себя. Разброс вероятностных точек был чудовищен – несколько десятков тысяч световых лет.
Команда собралась в рубке. Все ждали результатов. Результатов не было, люди нервничали и глупо шутили, усердно изображая беззаботность и уверенность в завтрашнем дне.
– Нас не найдут, – тихо, без эмоций, но так, что все разом замолчали, сказал Грац.
– Да, – подтвердил Клюгштайн и шмыгнул носом. Похоже, ему просто необходимо было отметить этот факт для самого себя. Поставить галочку против выбранной фразы.
– Где же мы? – прошептал Лившиц. Шепот его перемежался хрипами и бульканьем, доносившимися откуда-то из глубин горла. Он изо всех сил старался не закричать.
Странно! Ведь он самый подготовленный к встрече с неизведанным! Захар еще раз отметил, что от Лившица не ожидал подобной реакции.
– В космосе, – невесело усмехнувшись, ответил кибертехник.
– Именно, – подтвердил биолог.
Гертруда отошла к пульту и села в кресло. Она не моргая смотрела на обзорный экран, показывающий непроглядную тьму вокруг «Зодиака». Грац безмолвствовал.
«Правильно ли он поступает? – подумал Захар. – Ведь если начнется истерика, если команду охватит паника, остановить безумство будет крайне затруднительно. Если вообще возможно. Или он намеренно это делает? Может, лучше сразу покончить с бессмысленностью бытия, а не жить несколько месяцев запертыми в консервной банке, осознавая, что смерть неизбежна? Зная, что верный «Зодиак» превратился в надежную братскую могилу и будет целую вечность парить по безбрежным просторам Вселенной? Корабль тоже умрет, только позже – реактор работает долго, но не бесконечно».
– Можно ведь что-то сделать, подать сигнал? Радио, лазер. Что у нас есть? – Лившицу пока удавалось сдерживать крик, который настойчиво пробивал дорогу из недр его грудной клетки наружу.
– Люциан, вы представляете себе мощность сигнала, который дойдет до обитаемой части Галактики? Комариный писк покажется грохотом Ниагары в сравнении с ним. Не говоря уже о том, что до обитаемых планет могут быть десятки тысяч световых лет, и мы даже примерно не представляем, в каком направлении они расположены.
И все-таки внеземелец не выдержал.
– Мы же все умрем! – истерично завизжал он.
Гертруда внезапно вскочила с кресла и наотмашь ударила Лившица по лицу. Тот перестал орать и, жалобно всхлипывая, повалился на свободное эргокресло, зарывшись в мягкую поверхность лицом.
– Заткнись, – не разжимая зубов, прошипела планетолог.
– Сдается мне, – сказал Клюгштайн, – никто из нас и не планировал жить вечно. Так что все идет своим чередом.
– Там что-то есть, – бросила Гертруда, вернувшись к созерцанию черного экрана.
Никто не обратил на ее слова внимания, все с интересом рассматривали рыдающего Люциана, хотя Грац при этом явно думал о чем-то своем. На лице биолога застыла вялая, немного отдающая идиотизмом улыбка – ему было жаль Лившица, и вместе с тем поведение Люциана его рассмешило.
Захар, безрезультатно пытающийся подавить захватывающее разум чувство обреченности, думал о том, что истерика внеземельца – это только начало. Чего ждать от остальных? А от самого себя? Собственная психика казалась незыблемой, как древняя цитадель, но еще ни одна цитадель не простояла вечно.
– Нам нужно подсчитать ресурсы, – сказал Грац. – Согласно инструкции – теперь командую кораблем я. Учитывая, что ситуация выходит за рамки, предусмотренные инструкцией, предлагаю обсудить кандидатуру капитана: если большинство сочтет меня негодным командующим, возражать против другой кандидатуры я не стану.
– Да бросьте, Станислав, – сказал Клюгштайн. – Вы у нас самый опытный, космический волк, можно сказать. Я не возражаю.
– Я тоже, – сказал Захар.
Вопрос власти в сложившейся ситуации казался глупым и бессмысленным. Теперь все потеряло значение.
– Люциан, а вы? – спросил Клюгштайн.
– Делайте что хотите, – отмахнулся Лившиц. Он больше не хныкал, но с эргокресла не поднялся.
– Гертруда?
Планетолог согласно кивнула, послав в вирт-эфир подтверждение кандидатуры Граца, но произнесла другое, не сводя глаз с обзорного экрана:
– Там что-то есть. Ничего не видно, слишком темно. Но там определенно что-то есть.