Мёртвая зона

— Я ничего не помню, — сказал Джонни. — Наверное, спал. — Он перевел взгляд на Брауна. Глаза теперь были ясными, и в них сквозил страх. — Я не могу поднять руки. Я парализован?

— Нет. Попробуйте пошевелить пальцами.

Джонни так и сделал, и они шевельнулись. Он улыбнулся.

— Отлично! — воскликнул Браун. — А теперь скажите, как вас зовут.

— Джон Смит.

— А есть второе имя?

— Нет.

— Хорошо, оно и правда никому не нужно, верно? Сестра, сходите на пост и узнайте, кто завтра дежурит в неврологии. Нам надо начать обследование мистера Смита.

— Хорошо, доктор.

— И позвоните Сэму Вейзаку. Он или дома, или на площадке для гольфа.

— Хорошо, доктор.

— И пожалуйста, никаких журналистов. Ради всего святого!

На лице Брауна была улыбка, но говорил он очень серьезно.

— Конечно, нет!

Она ушла. Подошвы ее белых туфель чуть поскрипывали. Джонни подумал, что с ее мальчиком все будет в порядке и надо ей об этом обязательно сказать.

— Доктор Браун, а где мои открытки с пожеланиями выздоровления? — спросил он у врача. — Неужели никто ничего не прислал?

— Сначала ответьте мне на несколько вопросов. Вы помните, как зовут вашу мать?

— Конечно. Вера.

— А ее девичья фамилия?

— Нейсон.

— А отца?

— Герберт. Эрб. А почему вы сказали ей не пускать журналистов?

— А ваш почтовый адрес?

— Почтовое отделение Паунала, первая линия, — быстро ответил Джонни и осекся, смутившись. — То есть… сейчас я проживаю в Кливс-Миллс, дом 110 по Норт-Мейн-стрит. Даже сам не пойму, почему я назвал адрес родителей — я живу отдельно с восемнадцати лет.

— А сколько вам сейчас лет?

— Посмотрите в водительских правах! — ответил Джонни. — Я хочу знать, почему у меня нет открыток! И сколько времени я провел в больнице? И что это за больница?

— «Истерн-Мэн». А на остальные вопросы я отвечу, когда…

Браун сидел возле кровати на стуле, который взял у стены с того самого места, где Джонни видел проход в коридор. Он писал на дощечке с зажимом какой-то неизвестной Джонни ручкой — с толстым пластмассовым корпусом и волокнистым наконечником. Чем-то средним между перьевой и шариковой авторучками.

При виде этой ручки Джонни снова охватил безотчетный страх, и он вцепился в руку доктора чуть ниже локтя. Казалось, к его собственной руке привесили груз в шестьдесят фунтов, и она не повиновалась ему. С трудом сжав руку доктора, Джонни потянул ее к себе. Непонятная ручка прочертила на листе широкую синюю полосу.

Браун с любопытством посмотрел на Джонни, и живой интерес в его глазах сменился страхом. Доктор резко и с отвращением отдернул руку, будто нечаянно прикоснулся к прокаженному.

Через мгновение он овладел собой, но лицо по-прежнему выражало удивление и замешательство.

— Зачем вы это сделали, мистер Смит?

Его голос дрогнул. В глазах Джонни застыл страх. Он словно увидел нечто жуткое, чего нельзя ни назвать, ни описать.

Но название этому все же было.

— Пятьдесят пять месяцев? — хрипло спросил он. — Пять лет? Нет! Господи, нет!

— Мистер Смит, пожалуйста, вам нельзя волноваться…

Джонни слегка приподнялся на кровати и тут же, обессилев, рухнул на нее — лицо его покрылось испариной. Глаза беспомощно бегали.

— Мне двадцать семь? — пробормотал он. — Двадцать семь? О Господи!

Браун с трудом сглотнул. Когда Смит вцепился в его руку, доктора вдруг охватили ужасные ощущения. И такие сильные, какие испытываешь только в детстве. Отвращение было сродни тому, что он почувствовал лет в семь-восемь в жаркий июльский день на загородном пикнике. В зарослях лавра Браун случайно коснулся рукой чего-то теплого и скользкого. Потом увидел, что это разложившиеся останки лесного сурка; в них кишели черви. Тогда он закричал от ужаса, и теперь ему хотелось сделать то же самое. Правда, на смену этому чувству быстро пришел вопрос: Как Джонни узнал? Он просто дотронулся и все сразу понял!

Однако двадцать лет научной работы не прошли даром: у доктора появилось рациональное объяснение. Зафиксировано немало случаев, когда пациенты, находившиеся в коматозном состоянии, просыпались с представлением, хоть и довольно смутным, о разных вещах, происходивших вокруг них. Как и все прочее, кома — лишь вопрос степени погружения в сон. Джонни Смит всегда сохранял разум: его электроэнцефалограмма никогда не показывала ровную прямую линию, свидетельствующую об отсутствии мозговой деятельности. Иначе сейчас Браун не разговаривал бы с ним. Иногда кажется, что человек в коме полностью «отключился»; на самом деле его органы чувств продолжают работать, только в замедленном режиме. Наверняка это тот самый случай.

Вернулась Мари Мишоу.

— Неврология предупреждена, а доктор Вейзак уже в пути.

— Думаю, Сэму придется отложить знакомство с мистером Смитом до завтра, — сказал Браун. — Я хочу дать пациенту пять миллиграммов валиума.

— Мне не нужно успокоительного! — заявил Джонни. — Я хочу выбраться отсюда! И хочу знать, что произошло!

— Вы узнаете все в свое время, — заверил его Браун. — А сейчас вам необходимо отдохнуть.

— Я отдыхал четыре с половиной года!

— Поэтому еще двенадцать часов ничего не изменят!

Доктор был неумолим.