Мёртвая зыбь

– Но это в будущем. Ваша задача сейчас заключается в том, чтобы устранить из МОЦР и из «семёрки» Стауница наиболее опасных и активных врагов. Постарайтесь умело скомпрометировать их. Вы, честный и бесстрашный руководитель организации, якобы отстаиваете чистоту белого движения и под благовидным предлогом отсекаете от организации авантюристов и проходимцев. Вы будете сообщать нам о том, какие действия предпринимает организация, контролировать её и предупреждать нас о таких опасностях, как подготовка террористических актов или диверсий. Мы говорили с вами и о том, что надо помочь тем, кто сомневается или колеблется. Они должны отойти от монархистов.

– Я это уже делаю.

– Отлично. Но главная задача, – устраняя из руководства МОЦР опасных людей, стремиться к тому, чтобы на их место в организацию проникали наши люди…

– Военного руководителя мы постараемся подобрать, –

сказал до сих пор молчавший Пилляр.

– И ещё… Нужно дать условное наименование МОЦР.

Это необходимо для связи с эмигрантскими организациями за границей. Внешне оно будет служить щитом для конспирации. Для нас это будет условное название операции в целом. Я предлагаю отныне вашу организацию именовать

«Трестом». Об изменений названия сообщите Политсовету и всем «друзьям» за границей. Сейчас это название соответствует времени, оно звучит безобидно. Повторяю, самое важное – это внедрить наших людей в контрреволюционную организацию, сделать её нашим «Трестом». Не менее важно – уберечь организацию от губительного влияния заграничной контрреволюции. Этого возможно будет добиться под флагом того, что организация хочет вести самостоятельную политику.

На этом кончился разговор. Якушев убедился, что ему доверяют, более того, считают верным боевым товарищем.

Правда, немного удивляло, что никто не обратил внимания на его донесение о «краскоме». Впрочем, Пилляр сказал, что этой личностью займётся Особый отдел.

15

Якушев не торопясь шёл по Софийской набережной, иногда останавливаясь, поглядывая на Кремль, на Большой дворец, купола соборов. Над зданием «Судебных установлений», как оно называлось до революции, алел флаг, вспыхивая в лучах заката. В Кремле было тихо, сонно, только изредка мелькал силуэт самокатчика.

Был конец тёплого, солнечного дня, и, поглядев со стороны на Якушева, можно было подумать, что человек решил прогуляться после трудового дня. Вблизи бывшей кокоревской гостиницы, теперь общежития, Якушев свернул в переулок и вышел на Болотную площадь.

В те годы площадь была застроена торговыми помещениями, складами и выглядела совсем иначе, чем в наше время. Днём здесь был овощной торг, все вокруг пропахло запахом овощей, овчины, дёгтя, трудно было протиснуться между ломовых телег. Но к вечеру площадь пустела. Читая вывески: «Власов и Кочетков», «Товарищество Хлоповых», «Нейман и Марковский», Якушев в одном из дворов двухэтажного старого дома нашёл голубую вывеску «Товарищество Флора». Её трудно было заметить в глубине двора. Почти в ту же минуту, неизвестно откуда, возникла высокая фигура человека в брезентовом балахоне и кожаной фуражке.

– Я от Селянинова.

– Фонтанка, шестнадцать, – ответил человек в балахоне, гремя ключами, отворил дверь, пропустил Якушева.

Вспыхнула электрическая лампочка, тускло осветившая помещение, похожее на склад. Да это отчасти и был склад, вдоль стен заваленный мешками, заставленный ящиками.

Но в глубине стоял стол, покрытый холстом, поодаль две скамьи и диван, железная печка-буржуйка, от неё коленом под потолком труба.

– Придётся подождать. Вы изволили прибыть немного раньше времени. Присаживайтесь, ваше превосходительство.

– Садитесь и вы, – сказал Якушев.

– Мне полагается быть снаружи, но поскольку время не пришло, могу побыть здесь.

– Вы ведь не всегда были на таком амплуа, то есть сторожем?

– С вашего позволения, я коллежский асессор. Двадцать лет состоял на государственной службе в Петербурге, в департаменте полиции. Кончил в Москве лицей цесаревича

Николая.

– Это Катковский?

– Так точно. Наш лицей не очень чтили, учились не одни дворяне, не то что в Петербурге, в Александровском лицее. Потому мы не бойко двигались по службе. Я, например, дослужился до коллежского асессора, а служил при Плеве, Трусевиче, Курлове, Климовиче, Белецком, при

Джунковском тоже служил… Всех пережил.

– Вот почему «Фонтанка, шестнадцать»!

– Именно поэтому. Вы, ваше превосходительство, знали олсуфьевский особняк на Фонтанке, шестнадцать?

На вид он небольшой, два подъезда: первый подъезд –

квартира министра внутренних дел, там всегда стоял городовой на посту, а другой подъезд – наш, департаментский.

– Проезжал, вероятно, не раз… Но не запомнил. Особняк действительно небольшой. Как же там все умещалось: и квартира министра и департамент полиции?

– А вы не приметили, позади пятиэтажный большой дом пристроен? Вот в том доме и была святая святых –

департамент. Я ведь служил в особой политической части, в шестом делопроизводстве.

– Любопытно. В качестве кого?

– Дослужился до чиновника особых поручений при вице-директоре департамента. – Он горестно вздохнул: –