Мёртвая зыбь

Каменный забор отделял его от прежнего частного владения. Между тем Эрмитаж был чуть ли не единственным в центре города садом, открытым для публики. В аллеях, поднимая тучи пыли, толкались зрители из театра эстрады, оперетты и кинотеатра.

Лена с удивлением разглядывала публику. То был цвет нэпа: дамы, одетые в платья цвета морской волны, с низко опущенной талией, юбки уже становились короче, шляпы надвигались на брови; кавалеры – в пиджаках колоколом, в брюках, напоминающих галифе, суживающихся книзу дудочками. Такие брюки назывались «нарымками» – по названию той отдалённой местности, куда попадали деятели нэпа за противозаконные деяния. В то время были в моде светло-серые мужские шляпы с широкими полями, обшитыми тесьмой, галстуки бабочкой или завязанные большим узлом, закрывающим сорочку, с пристежным пикейным воротничком.

Но была и публика попроще: молодые люди в белых и кремовых рубашках, застёгивающихся на множество пуговичек, с узкими кавказскими, с серебряными украшениями, поясами, в бриджах и жёлтых сапогах. Были и девушки в длинных полотняных юбках, жакетах, похожих на коротенькие мужские пиджаки, и в белых туфлях на низком каблуке.

Вдруг рядом с Зубовым оказался Стауниц, пристал к

Зубову. Пришлось познакомить его с Леной. Стауниц завёл разговор об оперетте, о том, хороша ли Татьяна Бах, и все время осматривал с головы до ног Лену нагловатым и пристальным взглядом. «Уж очень скромно одета ваша девица», – читал в этом взгляде Зубов, мысленно посылая

Стауница к черту. С другой стороны, он понимал, что

Стауница интересуют его, Зубова, связи, сто знакомые.

– А в графе Люксембурге мало графского, вы не находите? – спросил Лену Стауниц.

– Не знаю, мне не приходилось видеть графов.

– Ну, тогда и этот сойдёт… Не угодно ли? «Мы оставляем от старого мира только одни папиросы „Ира“, – он протянул коробку Зубову. – Это кто, Маяковский написал?.

– Маяковский не только это написал, – отрезала Лена.

Стауниц так и не отвязался, весь антракт болтал всякую чепуху, иногда с антисоветским душком, не переставая поглядывать на Лену. Она хмурилась. Дали звонок, и они вернулись на свои места.

– Ну и тип… – сказала Лена, – это твой дружок?

– Да нет, просто знакомый.

– А держал себя так, будто вы однокашники. Почему ты не оборвал его, когда он нёс всякую похабщину?

– А я, признаться, не слушал.

– Зато я слушала. Если подойдёт в следующем антракте, ты его отбрей как следует.

Во втором антракте Стауниц не подошёл, но, проходя мимо, мерзко подмигнул. Лена это заметила.

– Вот скотина! – подумал вслух Зубов. – Испортил вечер.

Лена молчала. Из театра шли молча. Зубов думал, что она зайдёт к нему, как бывало прежде, но она сказала, что отец болен, мать провозилась с ним всю прошлую ночь, а теперь её, Лены, очередь.

Зубов проводил её домой на 2-ю Тверскую-Ямскую.

Хотя они и поцеловались на прощание, но расстались довольно холодно.

Он понимал её чувства: девушку смущало знакомство

Зубова с этим франтом с бриллиантовым кольцом на мизинце. Но что мог ей сказать Зубов? Она не должна ничего знать о том, что связывало его с таким субъектом, как

Стауниц. Тот, конечно, понял, что девушка, с которой был

Зубов, комсомолка или даже коммунистка.

«Черт с ним, со Стауницем, в конце концов, – подумал

Зубов. – Я командир, и мне надо поддерживать знакомство в той среде, где я – свой». Но хуже, что Лена была недовольна знакомством Зубова с таким неприятным субъектом. Вероятно, решила – влияние нэпа, об этом теперь много говорят.

…Лена была у Зубова, когда позвонил телефон. Зубова в эту минуту не было, он отправился в продовольственный магазин. Телефон был в коридоре, у самых дверей комнаты, и упорно звонил. Лена взяла трубку. Чей-то знакомый голос спросил Зубова, и, когда она сказала, чтобы позвонили через полчаса, вдруг услышала:

– А это говорит та очаровательная барышня, с которой я имел удовольствие познакомиться в саду Эрмитаж?

Лена бросила трубку.

Когда Зубов вернулся, она прямо заговорила о том, что звонил этот субъект и назвал её «очаровательной барышней».

– Не надо было брать трубку!

– Телефон долго звонил… Что у тебя с ним общего?

Почему он тебе звонит? Почему ты не пошлёшь его к черту?

Зубов понимал её возмущение, но что он мог ей ответить, ей, коммунистке? Дал слово, что пошлёт этого случайного знакомого к черту, и отношения между ним и

Леной понемногу наладились.

Вот тогда-то он и встретился со Старовым и рассказал о своих переживаниях. Якушев, как мы знаем, был свидетелем этого разговора.

Старов посочувствовал Зубову и дал такой совет:

– Устрой скандал Стауницу в присутствии Якушева.

Основание для скандала есть. А что до твоей Лены, то скажи ей, что вы познакомились на бегах, случайное знакомство. Ты, как конник, интересуешься бегами, а он просто беговой жук. Она хорошая девушка, работает в отделе

«Партийная жизнь», – конечно, ей неприятно, что ты знаешься с такими типами. Но не посвящать же её в нашу игру? Это абсолютно исключено.

И Зубов как-то на квартире у Стауница при Якушеве сказал: