Мёртвая зыбь

“Необыкновенность” была присуща творчеству Званцева и не раз служила для него камнем преткновения. Так при закрытой двери в “Молодую Гвардию”, он предложил свои полярные новеллы в такое солидное издательство, как “Советский писатель”. Редактором ему выделили хорошую писательницу Евгению Леваковскую. Все было хорошо, пока дело не к дошло до новеллы о тунгусском метеорите. Она показалась Леваковской выходящей за пределы реализма. Званцев спорить не стал, тем более, что издательство “Знание” само попросило у него эту новеллу для издания отдельной книжечкой. Но очередное испытание ждало его. Издательству прямым указанием ЦК партии запретили выпускать эту книжечеку, и уже отпечатанные цветные обложки штабелями загромождали коридор издательства, где в стенгазете над ними красовалась злорадствующая статья по поводу поражения “патриарха фантастики”, как назвали Званцева. Но он не остался в долгу и направился в ЦК партии, к заведующему сектором профессору Монину.

— Что вы хотите, товарищ Званцев? Закрепить за собой прозвище “Возмутителя спокойствия”, как новый Ходжа Насреддин? Ведь нельзя же выставлять такие авторитеты науки, как академик Фесенков, в нежелательном свете. Вы только послушайте, что написано в комментарии к вашей новелле. Читать неловко. Мы должны беречь наши авторитеты.

— Никто не давал никому права делать их неприкасаемыми. Моя гипотеза не подрывает основ Советской власти или коммунистического мировоззрения. Я обжалую ваше решение.

И Званцев через полчаса сидел в кабинете заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды.

— Я понимаю вас, товарищ Званцев, и сам считаю важнейшим делом разгадать тайну тунгусского взрыва, чтобы предвидеть его возможное повторение и предотвратить последствия. Но бог с ним, как говорили в старину, с издательством “Знание”. Пойдем с вами на компромисс, побережем авторитет академика и нашей конторы. Я позвоню сейчас главному редактору издательства “Московский рабочий” и порекомендую издать вас. Отнесите товарищу Мамонтову вашу спорную книжку.

Прием, оказанный товарищем Мамонтовым Званцеву превзошел все его ожидания. Просмотрев принесенную новеллу с комментариями, он сделал кислое лицо и сказал:

— Разве это книга для нашего издательства? В таком виде мы издавать вас не будем. Дайте еще материал для однотомника ваших произведений, куда и включим вашу новеллу. Комментарии к ней лучше включить в текст.

Как и в случае с “Советской Россией”, срыв обернулся двойным или даже тройным успехом.

Под общим названием “ГОСТИ ИЗ КОСМОСА” были объединены и полярные новеллы, включая изъятую “Советским писателем” и потом запрещенную товарищем Мониным, две космические повести “Планета бурь” и “Лунная дорога” и глава об атомном взрыве во время локальной войны в Африке из романа “Льды возвращаются” под названием “Кусок шлака”.

Спустя полгода Званцев принес увесистый том в ЦК партии виновнику его появления.

— Вот не думал, что помогу выходу такой прекрасной книги. — воскликнул тот. — Речь шла о маленькой брошюрке.

— Значит, товарищ Мамонтов не понял вас, и мне на радость, — пошутил Званцев.

— На радость всем вашим читателям, — с самым серьезным видом поправил партруководитель. — Но не будем дразнить нашего завсектором товарища Монина.

— Профессор Монин может быть доволен. Комментарии, по вашему совету, внесены в текст, и академик Фесенков не обидится.

— Тогда совсем лады: ”И овцы сыты и волки целы”, — шутливо переиначил довольный партийный руководитель поговорку.

Этот первый однотомник Званцева сделался одной из лучших его книг и любимой у многих читателей, как они писали ему.

Он вел с ними оживленную переписку. Особенно активны были три корреспондентки писателя, одна из которых, не раз встречаясь с ним и школьницей, и потом матерью трех сыновей, вошла героиней “Людой-Губошлепиком” в роман “Льды возвращаются”. Другая, Лиза стала его “самозванной дочерью”. Сибирячка-школьница носила фамилию Званцевой, по отцу, погибшему в войну, которого, по совпадению, звали Александром Петровичем. Она не хотела выглядеть среди подруг сиротой и выдумала будто она дочь любимого их писателя с именем совпадающим с ее отцовским. Письма ее были всегда содержательны и интересны, и Званцев извинил ее самозванство, сделав ценный для нее подарок. В ответ на ее жалобы, что она не понимает классической музыки, он послал ей в Эстонию, куда она переехала на родину матери, проигрыватель с подобранным им комплектом долгоиграющих пластинок с произведениями Шопена, Рахманинова, Бетховена, Шуберта. И свершилось чудо. Она беззаветно полюбила подаренную ей музыку.