Мёртвая зыбь

Он с благодарностью принял подношение, всматривался в позицию, не переворачивая листок и не заглядывая в решение.

Званцев подошел к столику, где они с Костей играли в шахматы, расставил фигуры.

И продолжил рассказ:

“Вы уж разрешите, сам попробую решить, — говорил он мне. — У Леонида Куббеля в его книге все двести пятьдесят этюдов решил и всякий раз радовался. А играть стал на порядок выше. Вас сестра проводит в ваш номер в приинститутской гостинице для приезжих пациентов и сопровождающих. Вы уж извините, отель немногозвездный, для терпеливых очередников”.

Он вызвал сестру, достал из стола шахматную доску, расставил фигуры, а подаренный листок спрятал в ящик:

“Освобожусь — займусь. А попозднее к вам загляну. Сам я больше четырех часов в сутки сну не отдаю. “Когда ж не сплю, то спящих не люблю”, — шутливо пропел он измененные слова монаха-забулдыги из оперы “Борис Годунов”.

“Буду вас ждать, Гаврила Абрамович”, — пообещал я.

Провожала меня в соседнее зданьице миловидная сестра, рассказывая мне как много народу тянутся отовсюду к Гавриле Абрамовичу и какой он душевный человек.

“Никому не откажет. И все новые способы помочь людям выдумывает. А руки у него золотые. Люди подолгу здесь живут, исцеления ждут”.

Заполночь профессор все-таки явился в мой по-спартански обставленный номер и сразу расставил фигуры, принеся комплект шахмат с собой:

“Ну, удружили подарком. Семь потов спустил. Легче три операции сделать, а все-таки решил. Здорово! Две грозные проходные на разных флангах вместе с черным конем против отставшего короля со слоном ничего сделать не могут! — и он стал с нескрываемым удовольствием показывать варианты.

Илизаров был в таком восторге от найденного варианта, что я с трудом произнес:

“К сожалению, черные могли раньше выиграть. Вы обнаружили сильный ложный след”, — и я потянулся к шахматам.

Он схватил меня за руку:

“Ни в коем случае! Я должен найти все сам”.

И пожелав мне спокойной ночи, энергичный, сосредоточенный, забрав шахматы, ушел.

Ранним утром Гаврила Абрамович застал меня еще в постели:

“Не могу не сказать, как благодарен вам за подаренную мне истинную красоту. Я опроверг и свой ложный след, и нашел авторское решение”.

И он снова расставил шахматы:

“Как просто открывался ларчик! И как свойственен нам самогипноз. Мы видим лишь то, что нам хотелось бы видеть”.

Званцев подозвал Костю к шахматному столику и стал показывать ему, с чем пришел Илизаров.

— Но это действительно красиво! — искренне восхитился Костя. — Ты, старче, сделал достойный подарок новатору медицины. Но о каком тайном ключе своих исканий он говорил?

Званцев, усадив Костю в кресло, продолжал стоя:

— Я понял, что в институте меня ждет что-то еще более удивительное. И заторопился туда вслед за ушедшим к себе профессором.

Однако в кабинете его не оказалось, он делал плановую операцию и передал мне через пожилую сухопарую секретаршу в строгих очках просьбу подождать его.

Ждать пришлось больше двух часов.

Я во всех деталях изучил его кабинет, удивляясь подбору книг по терапии, хирургии, анатомии, притом не только человека, но и беспозвоночных, монографии по палеонтологии и целый том, посвященный ящерицам, книга знаменитого фантаста и палеонтолога профессора И.А. Ефремовна о созданной им науке тофономии. И еще много книг по научной фантастике и к моему удовольствию в том числе и моих. Значит, заочно мы были знакомы и раньше. Но в чем он еще откроется мне?

Я готов был увидеть усталого, изможденного человека после бессонной ночи и нескольких проведенных операций, но в кабинет буквально ворвался пышущий энергией, бодрый, возбужденный профессор Илизаров:

“Идемте! Скорее!” — позвал он, словно нам предстояло вскочить в последний вагон уходящего поезда.

На этот раз мы не поднимались по лестницам, а прямо из кабинета прошли к лифту, встроенному между книжными шкафами и незамеченному мной. Дверцы его открывались не нажатием кнопки, а специальным профессорским ключом.

Когда же они открылись, то мы оказались не на лестничной площадке, а в лаборатории. В ее стенах — камеры со стеклянными окнами, за ними — различные животные. Мы попали не то в зверинец, не то в террариум.

Профессор засунул руку за одно из стекол и ухватил за хвост ящерицу. Она рванулась, оставив хвост в профессорской руке. Нисколько не обескураженный этим, он вынул руку и стал рассматривать отторгнутую часть тела животного.

“Одно из чудес Природы? “— произнес я.

“В том, что новый хвост у ящерицы уже отрастает? А вы стрижете себе волосы или ногти и не считаете чудом, что они отрастают?”

“В голову не приходило”, — признался я.

“Вот то-то, — с укоризной заметил профессор, — не видели, как я промежуточный шах в этюде. А если заметить это явление природы, и попробовать исцелять калек?”

“Привить способности ящерицы человеку?”

“Прежде перейдем к обезьянам! “

И он показал мне их, чем-то непохожих на обычных. Некоторые короткохвостые или совсем без хвоста. Одни ловко прыгали с трапеции на трапецию, пользуясь несомненно искусственно удлиненными руками, или недвижно лежали на подстилках, как парализованные.