— Да, сущность Зла показана. А все семьдесят лет нашей с вами жизни были торжеством Зла, прикрытого этим сонетом.
— Наконец-то вы заговорили серьезно. Так же серьезно воспринял его и мой Сирано. И ответил своим сонетом, посвященным Кампанелле, отметив им поворот в своей жизни.
— Последние две строчки, Владим, вы уже отвергли. Но это не обескуражило бы моего героя, который решил вызволить Кампанеллу из тридцатилетнего заточения, использовав вызов к кардиналу Ришелье. Правда, вызван он был к нему для расправы с неуемным дуэлянтом, нарушающим указ короля. Но он рассчитывал выиграть предстоящую словесную дуэль у самого кардинала.
— Да какие шансы имел ваш самонадеянный юнец против первого интеллигента Франции, облеченного неограниченной властью? — возмутился Владим.
— Я и сам не знал, во что выльется их встреча. Я только свел два характера. Они действовали сами.
— И что же получилось?
Званцев перевернул страницу рукописи.
Как дикий конь, брыкаясь в поле,
Не станет слушать острых шпор,
Так не пойдет поэт в неволю,
Чтобы писать придворный вздор!
“Сирано де Бержерак предстал перед всесильным кардиналом, оглядывая убранство кабинета, принадлежащего скорее ученому, чем государственному деятелю. Он явственно ощущал на себе испытующий взгляд его высокопреосвященства, облаченного в кардинальскую пурпурную мантию. Лицо первого министра Франции было еще красиво, с подчеркнутыми усами и острой бородкой воина, на груди его красовалась золотая цепь с крестом.
— Сударь, — начал кардинал, опуская веки, — мне горестно напомнить вам, что нарушителям указа короля, запретившего дуэли, уготовлено место в Бастилии.
— Воля короля и вашего высокопреосвященства для тех, кто готов отдать жизнь за Францию, священна.
— Не лучше ли отдать ее на поле брани, чем на эшафоте, сын мой? Будем откровенны. Сколько дуэлей на вашем счету?
— Сто, монсиньор, — вставил находившийся тут же, незаметный в серой сутане, но подражающий в своей внешности Ришелье, Мазарини.
— Сто? — переспросил кардинал, сверкнув глазами, что приводило в ужас многих, но не стоявшего перед ним бойца.
— На моем счету нет ни одного вызова на поединок, ваше высокопреосвященство, — сказал, гордо вскинув голову, Савиньон Сирано де Бержерак.
— Как так? Перед отцом церкви и первым министром короля вы утверждаете, что ни разу никого не вызвали на дуэль?
— Ни разу, ваша светлость!
— Но вы участвовали в поединках, нарушив тем волю короля!
— Разве его величеству более угодны трусы, бегающие от противника и пятнающие дворянскую честь? — вместо ответа с задором спросил Сирано.
— Не скрою, господин де Бержерак, дворянская честь дорога королю, как и мне, его слуге. А у вас, как мне кажется, репутация в отношении защиты чести завидная. По части же острословия я и сам убедился в том, задав вам, как припоминаю, несколько вопросов на выпускных экзаменах колледжа де Бове.
— Я готов служить Франции всем, на что способен, если вы того пожелаете, ваше высокопреосвященство.