Мёртвая зыбь

— Да, Виталий Иванович. Интересуясь делами "Космопоиска", которым я занимаюсь, он вместе с чемпионом мира по шахматам Карповым Анатолием Евгеньевичем побывали у меня и узнали о нашем замысле провести опыт с часами на космической орбитальной станции. Результат сверки на ней часов будет куда убедительнее, чем у американцев. Шахматист Карпов усомнился: “Не слишком ли громоздкой окажется аппаратура атомных часов, которая при взлете корабля претерпит большую перегрузку, что может сказаться на ее точности?” Чемпион мира, словно рассматривал возможные ходы противника в шахматной партии.” Я возразил: “Нет никакой необходимости в сложной аппаратуре атомных часов. Вполне достаточны иметь обычные точные электронные часы. Установить их уже в Космосе в начале полета по сигналу точного времени с Земли и проверить их показания в конце полета”. Тут Севастьянов признался: нам: “Я самостийно уже провел такой предварительный опыт во время самого продолжительного полета. Только никому не докладывал из-за его самодеятельного характера. Я аккуратно заводил, но не подводил своих ручных часов”. Я спросил его, не сомневаясь в ответе: “И насколько лет меньше вы прожили в полете, чем мы на Земле?” Он улыбнулся: “Вернулся моложе всех оставшихся на четырнадцать минут”.

— Так я доложу об этом начальству, — предложил Береговой. — Я ведаю только подготовкой космонавтов и не влияю на программы полетов.

— Ваша инициатива может оказаться полезной.

— Если не решат, что я совсем сдурел.

— Надеюсь, разберутся.

— Что мне говорить? И как на теории это скажется?

— Подтвердит записанную вами формулу Лоренца, ее применил молодой Энштейн, получая нужный ему результат. Но коварные близнецы требуют дополнения.

— Значит, она не верна?

— По результатам совершенно верна. Но она учитывает только соотношение скоростей космолета и света, и в нее не входит отношение масс улетевшего и остающегося тел. Припишите под корень квадратный еще один член со знаком минус — массу корабля, деленную на массу Земного шара в квадрате (m/M)². Запишите, Георгий Тимофеевич. Это важно.

При этом мы ничего не меняем, поскольку этот дополнительный член, при ничтожной массе корабля по сравнению с Земным шаром, практически равен нулю. Формула даст тот же результат. Но посчитать, что улетает Земной шар, а корабль остается на месте, то есть поменять местами m и М никак нельзя. Под корнем останется отрицательная величина, и число окажется МНИМЫМ, показывая, что такого не может быть. И никакого “Парадокса близнецов” или “космонавта и провожающих его лиц” нет.

— Вроде, убедительно, — сказал Береговой, снова потер лоб и… исчез…

Званцев, ощущая ноющую боль во всем теле, с усилием открыл глаза и увидел вместо космонавта, сидящих около него жену и дочь.

— А где Береговой?

— Он ушел.

— Как ушел? И не простился со мной?

— Он не заходил к тебе. Я объяснила ему, что с тобой произошло. Потеря сознания перешла у тебя в глубокий сон, — говорила Таня. — Мы решили тебя не будить. Он обещал звонить, справляться о твоем здоровье. Приятный человек.

Званцев, пересилив себя, встал, подошел к столу и увидел раскрытый блокнот с написанными чужой рукой формулами, какие он диктовал Береговому.

— Что вы разыгрываете меня? — возмутился Званцев. — Не настолько я болен. Вот же формулы, которые он записал, сидя около меня!

— Это я записала, — призналась Нина. — Ты все время говорил во сне. Вот я и решила записать.

— Ничего не понимаю, — говорил Званцев, всматриваясь в формулы. — Что это за дополнительный член под корнем?

— Ты все время бормотал о какой-то тайне нуля. Я думала ты бредишь.

— Нет, кажется, я не бредил. Этот дополнительный член действительно близок к нулю. Но зачем его вводить в таком случае? Подождите, начинаю понимать. Перевернуть его нельзя — получится мнимая величина.

— О мнимой величине ты тоже бредил.

— Должно быть, не бредил. Но еще утром я об этом ничего не знал. Как это может быть?

— Ничего удивительного, — мудро решила Нина, — Дмитрий Иванович Менделеев, как известно, увидел свою периодическую систему элементов во сне.

— Я тоже увидел теорему Ферма во сне, но то была генная память. А здесь никакой памяти предков быть не может.

— Зато есть “Тайна нуля”.

И Званцев, оправившись от припадка, принялся, как и его великие предшественники, за работу, назвав новый роман “ТАЙНА НУЛЯ”.

Его напечатали в журналах, выпустили отдельной книгой, в отличие от сценария, не преодолевшего кинематографических барьеров.

Но Званцев увлекся уже новой гипотезой о том, что космические тела повторяют структуру атомов в макромасштабе. И Вселенная, как мы ее видим, это взгляд изнутри на некое вещество непостижимо огромного мира, для которого мы ничтожно крохотные обитатели их элементарных частиц, как образно по-своему высказывал это в своих язвительных сверхфантастических трактатах не кто-нибудь, а Сирано де Бержерак.

Глава шестая. Донкихоты Вселенной

Но как теперь найти кого-то

Похожего на Дон-Кихота?

Из сонета А.Казанцева