Мёртвая зыбь

Сверкающий ярко кристалл! Он завораживает волшебным сиянием в брильянтовом кольце на тонком пальце или в ожерелье на лебединой шее прелестной дамы. Он незаметен в обыкновенной поваренной соли, различим только в микроскоп на шлифе железа или стали, он красочен в морозном узоре на зимнем окне и присущ каждому веществу, как магическое “чудо Природы”.

Конгениальный незримый Архитектор, неповторимый в своей выдумке и точности, выстраивает по строгим геометрическим законам из микрокирпичиков, похожих на крохотные звезды и спирали галактики, чудесные здания, создавая различные вещества.

И в микро-, и в макромасштабах действуют одни и те же законы существования — сохранение энергии, притяжение и движение, основы всего сущего.

И таинственный Космос в беспредельном просторе световых лет с клокочущими центрами атомного кипения материи, со звездами, живущими или рождающимися, в мире загадочных квазаров, непроницаемых туманностей и задумчивых лун в звездных системах планет, цветущих, жарких или обледенелых, о чем вдохновенно писал когда-то Званцев, все это не сказочное, а видимое на небосводе богатство Вселенной, подобно микроскопическому кристаллу земной крупинки.

И если Солнечная система с ее планетами, всего лишь “космический атом” некого вещества другого непостижимо огромного мира более высокой ступени сущего, то в кажущемся хаосе светил угадывается строгое построение “кристалла Вселенной”.

И есть в нем “звездный атом”, во всем подобный солнечной системе и в нем — третья планета, двойник Земли. В сходных условиях по общему “Закону развития” повторяется там земная истории, отстав от нее или опережая.

Героям его романа “Тайна нуля” предстоит войти в эту чужую жизнь.

“Но какую роль сыграют они в собственном прошлом, обладая более высокими знаниями? Чем помогут обитателям сестры Земли? Не уподобятся ли неким космическим “донкихотам?”

“А почему бы нет?”, отвечал он сам себе, определяя направленность задуманного романа.

Званцев, не знал еще с чем встретятся его “донкихоты” в “Кристалле Вселенной”, но считал, что по теории относительности на Землю они вернутся через тысячелетие.

Таким литературным приемом хотел он показать и прошлое, и будущее, где побывают одни и те же люди. Но что они увидят?

И ответом на его вопрос было то, что он подъезжал в машине по Минскому шоссе, к Бородину, хотел в реальной обстановке представить себе чудовищную битву с Наполеоном. Постоять на поле, где полегли десятки тысяч людей с обеих сторон. Ведь там могли бы быть и его герои, попав в такую пору на сестру Земли…

Писатель не хотел делать героев богами, как называли гостей с неба иероглифы древних майя — Кетсалькоатлем, Кукульканом, или клинопись шумеров — Ноаанном. Пусть звездонавты вольются в жизнь времени, какое застанут, не пытаясь его изменить, может быть даже сыграют роль каких-либо исторических личностей?..”

Последняя мысль особенно привлекла Званцева. "Донкихоты Вселенной? — усмехнулся он, и на полном серьезе ответил: — А почему бы нет?”

Невдалеке от Бородина его остановил автоинспектор. Как всегда, неспешно он подошел и взял под козырек:

— Инспектор ГАИ капитан Семушкин.

— Чем провинился писатель Званцев перед грозным стражем дорог? — ответил водитель, доставая документы.

— Ничем, — улыбнулся капитан. — Мы вас знаем, товарищ писатель, по книгам, конечно. Но шоссе временно закрыто. Тренировка дельтапланеристов.

— Вот как? А нельзя ли в объезд?

— Не советую. Время осеннее. Проселки непролазными стали. Завязните. Лучше на шоссе переждать. Зрелище интересное, не пропустите. Я сам о дельтаплане мечтаю.

— Дельтапланы, говорите? Так ведь с ними же с горок прыгают. При чем тут шоссе?

— Да вот решили по-новому: дельтаплан на тросе разгонять до ста километров в час. Он взлететь должен. А чуть левее здесь восходящие потоки воздуха его подхватят, и он высоту наберет. Дело новое. Генерал, классный летчик, пример хочет показать. Из аэроклуба имени Чкалова. Знаете?

— Я там членом состою.

— Тогда вам сам Бог велел здесь остаться, посмотреть.

И Званцева решил, что Бородинское поле не уйдет от него, если он час, другой отдаст смельчакам, мечтающим летать без машин.

Он вышел на шоссе и стал вместе с капитаном смотреть на прямолинейную ленту асфальта, исчезающую вдали.

— Едут! Разгоняются! — взволнованно произнес Семушкин.

Званцев и сам видел быстро приближающуюся издалека машину. Что-то отделилось от нее и оказалось в воздухе. Дельтаплан самостоятельно летел над шоссе — треугольное крыло и фигурка человека на трапеции под ним. Он обогнал затормозившую машину и приближался к посту ГАИ.

Но, не долетев метров сто до него, вдруг нырнул носом вниз и врезался в шоссе.

Капитан со Званцевым, не сговариваясь, вскочили в его машину.

— Гони! — крикнул капитан, вызывая по рации “скорую”. — Они здесь неподалеку, на стреме, — пояснил он.

К месту аварии две машины, Званцевская и “буксир” с инструктором дельтапланеризма, подъехали одновременно. А вскоре с пронзительным сигналом появилась и “скорая”.

Все вышли из машин. Санитары в белых халатах несли на носилках разбившегося пилота.